Арвендейл. Нечистая кровь

Если бы этот разговор состоялся месяцем раньше, Яннем охотно поверил бы лорду Дальгосу. Он и сейчас верил, пожалуй, – отчасти. Но уже давно понял, что во всех советах, которые дает ему Лорд-дознаватель (дельных советах, бесспорно), всегда присутствует некий двойной смысл, скрытое дно. Дальгос говорил здравые вещи, но лишь тогда и так, чтобы самому извлечь из этого наибольшую выгоду. И Яннем не мог его в этом винить, потому что именно так устроен двор и так устроена власть: тот, кто выше, использует тех, кто ниже, но и они используют его, насколько достанет ловкости. Не бывает безусловной преданности, не бывает служения без толики личной корысти. Даже жрецы, посвятившие себя Светлым богам, упиваются собственной праведностью, и самые верные вассалы тешатся тщеславным осознанием своего безупречного благородства. Каждый думает прежде всего о себе.

Яннем сделал выводы из этого открытия. Хотя и не вполне те, к которым мягко и настойчиво подводил его Лорд-дознаватель.

Выбраться из дворца оказалось непросто. Брайс в таких случаях использовал магию, отводящую глаза стражникам, – и это отлично срабатывало в те времена, когда двое младших митрильских принцев сбегали из отцовского замка вместе. Им за это почти всегда попадало, но не особенно сильно, потому что, пока живы были старшие сыновья, Лотар не особенно волновался за участь младших. И хотя все понимали, что без магии Брайса обмануть охрану юные принцы не сумели бы, Яннем неизменно брал вину на себя. Придумывал какие-то смешные, неправдоподобные истории – про снотворное, подлитое караульным в вино, про жаркую схватку со стражами у замковых ворот. Конечно, ему никто не верил, но и обвинять принца во лжи напрямую наставники не смели. Поэтому он принимал символическое наказание (обычно ограничивающееся тем, что его лишали десерта) и благодарную ухмылку Брайса, а через пару недель, когда надзор за ними ослабевал, они сбегали опять.

«Хорошее тогда было время», – думал Яннем, бредя по грязным столичным улочкам, петляя между сточными канавами и мусорными кучами. Он смотрел на них теперь совсем другими глазами, впервые осознав, насколько запущен и грязен этот город – сердце Митрила, то место, которому следовало быть жемчужиной королевства. Определенно, Брайс отчасти прав – замкнутый образ жизни и наплевательство на весь остальной мир не идет Митрилу на пользу. Яннем бывал однажды в Эл-Северине, столице Империи людей, и был поражен его блеском и великолепием. По сравнению с Эл-Северином Эрдамар и вправду кажется захудалой деревней. Неудивительно, что Карлит так их всех презирает.

Яннем сцепил зубы, с усилием отгоняя эту мысль. Будь он проклят, этот Карлит. Яннем ушел из дворца именно для того, чтобы отвлечься. Брайс уехал два дня назад на юг, как и было приказано; они не виделись и не говорили после той последней ссоры. Яннем старался убедить себя, что поступает правильно, что другого выбора просто нет, Брайсу придется смириться и принять его волю. Но хотя он не сомневался в своей правоте, ему все равно было худо, очень худо, он почти перестал спать по ночам и часто чувствовал, что в толстых каменных стенах дворца ему не хватает воздуха. Он должен был уйти.

И ушел – вернее сказать, бежал, подговорив одного из слуг поменяться с ним одеждой. Король Митрила вышел из дворца через кухню и черный ход для замковой челяди, смешавшись с толпой прислуги, которую совершенно внезапно отпустили погулять в город по личному распоряжению его величества. Воспользоваться неожиданным выходным поспешили несколько десятков людей, и смешаться с толпой челяди оказалось совсем легко.

Когда Яннем оказался в городе, его опьянила свобода. Он и раньше ощущал ее всякий раз, когда уходил из дворца вопреки отцовскому приказу, но никогда прежде это чувство не было таким острым. Он быстро зашагал по мостовой, которая вскоре исчезла и перешла в вязкую грунтовую дорогу, а еще дальше, за мостом, и вовсе превратилась в трясину, где увязали телеги, кони и люди. Яннем ходил здесь и раньше, сам пробирался по этой трясине, но тогда его сердило лишь то, что он портил замшевые сапоги, и впервые за всю свою жизнь он задумался о том, а почему же в Эрдамаре такие хреновые дороги.