Арысь-поле

– А почему ты решила, что это он? – если отбросить сверхъестественную базу, то все в рассуждениях Лены выглядело складно и логично, и Вадим, сам того не желая, поддался магии этой логики.

– Я не могу объяснить – я просто знала, что он здесь. Я искала его; я долго шла к нему… это не важно… Так вот, у Чугайнова была приемная дочь Настя – девочка, изначально не знавшая, ни любви, ни веры; рано потерявшая родителей и воспитанная Чугайновым не как ребенок, а, скорее, как «золотой телец», непонятным образом приносящий удачу и богатство. И неизвестно, как она умерла – ее тело не предали земле, а ее душа почти наверняка должна была превратиться в Арысь—поле… Кстати, тут есть еще момент. Старый Чугайнов, похоже, сам боялся пропускать энергию камня через себя – возможно, он знал что-то такое, чего не знаю я, поэтому и выбрал орудием не своих детей, а безродную девочку.

Я и захотела попробовать вернуть ее в этот мир, чтоб расспросить о природе Арысь—поля. Теоретических знаний у меня вполне достаточно…

– А почему именно ее, если ты говоришь, что на свете этих Арысь—полей множество? – перебил Вадим.

– Я решила, что она самый подходящий материал – она ведь уже прошла через общение с камнем. Но в любом случае, я должна была сначала увидеть ее, чтоб точно знать, как она выглядит, и где будет находиться, когда по ритуалу камень выбросит своей энергетический поток. Я сумела, так сказать, проявить ее изображение, но это отнимало слишком много моей собственной энергии. Сама б я не смогла повторить это через достаточно короткое время, а моя сестра Мокошь не могла наполнить меня энергий, ведь она всего лишь субстанция, способная создавать определенные природные явления, но не имеющая прямого воздействия на человека. А мне надо было, говоря техническим языком, подзарядиться. В качестве «донора» я выбрала того придурка, который случайно стал свидетелем моих экспериментов. Он сам виноват, никто не просил его идти за мной, да еще фотографировать мое творение…

– А Игорь не может понять, что у него за болезнь, – заметил Вадим, и все вдруг встало на свои места. Для него больше не возникало вопроса, верить или не верить – он будто заново познавал мир, который уже не казался страшным в своей неизвестности. Наоборот, все становится предельно просто, если чуть изменить угол зрения и свое отношение к действительности.

– А что с ним будет? В смысле, с Игорем? – спросила Катя. Она слушала с приоткрытым ртом, вся подавшись вперед, забыв, как нелепо выглядит в своих весьма фривольных трусиках рядом с воскресающими мертвецами и всесильными камнями.

– Не знаю. Его энергию, думаю, никто ему не вернет, но… – Лена развела руками, – наука требует жертв… Так вот, для обеспечения ритуала мне требовались помощницы, достаточно хорошо взаимодействующие со своими стихиями. Юля не подошла – она не чувствует своего естества. С тобой, Кать, все оказалось просто – потребовалось только намекнуть…

– Ты хочешь сказать, что можешь влезать в чужие сны? – перебила Катя.

– Это самое элементарное, – Лена усмехнулась, – с Аней все сложнее. Сначала я думала, что из-за полного отсутствия интереса к жизни она еще хуже Юли, но потом я поняла, что надо лишь разбить защитную оболочку, и все проявится; нужна соответствующая ситуация, – она пристально посмотрела на Аню, и та снова ощутила себя на краю бассейна… – но ты все сделала сама, – предупредила Лена, – это не я! Ты сама!..

– Что сделала? – заинтересовалась Катя.

– Неважно. Она знает.

Аня почувствовала, как ласковые волны обнимают тело… Захотелось сейчас же, немедленно броситься в призывно сверкающую на солнце речку, но Ленин голос сбил настроение:

– Ань! Вернись к нам! Не бойся, теперь это останется с тобой навсегда. Теперь тебе каждый год будет хотеться к морю…

– Я никогда не была на море, – сказала Аня задумчиво.

– Вот, видишь, а как же ты могла быть счастлива? – Лена вздохнула, – но все ведь поправимо.

– А почему ты выбрала, именно, их? – спросил Вадим.

– Я знакомилась со многими; я искала, но большинство людей перестали воспринимать себя частью окружающего мира. Они замкнулись в собственном «я», удовлетворяя материальные потребности; думая, так сказать, лишь о хлебе насущном…

– И я думаю о хлебе насущном, – неуверенно перебила Аня.

– Ты думаешь о хлебе, потому что тебе хочется есть, а не потому что ты уже обожралась красной икрой, и тебе теперь хочется черной, и больше ни о чем твои мозги думать не могут! Я, вот, о чем говорю. Ты меня понимаешь?

Аня не понимала, но, видя, что остальные молчат с умным видом, тоже промолчала.

– И что дальше? – Вадим вернулся к прерванной теме.

– Дальше мы сделали это. Но я не знала… я не могла знать… – Лена снова закрыла лицо. Все молча смотрели, как она размазывает по щекам внезапно вернувшиеся слезы, как вытирает влажные руки о джинсы, – я не могла знать, что это потребует такого напряжения, стольких лет непрожитой жизни… Но главное, я не могла знать, что она уйдет!..

– Думаешь, это она тиснула наши вещи? – вспомнила Катя.

– А кто ж еще? Но я не знаю, где ее искать.