Если говорить о хлебном — это был квас сладкий, кислый — опрошенный, мятный, изюмный, густой квас — кислые щи — игристый, шипучий, он готовился только из хлебной муки и закупоривался в крепкие бутылки «шампанки». С ним связана поговорка: кислые щи в нос шибают — хмель вышибают. К числу любимых относился и квас душистый, суточный… Вкусовые достоинства кваса поднимали разные полезные добавки: ягоды, мед, пряности, коренья… К бесчисленным хлебным квасам добавлялись фруктовые, ягодные и медовые. В Арзамасе постоянно можно было купить в лавках и на базарах квасы, сдобренные дикими яблоками и грушами, клюквой, брусникой и прочими ягодами.
Знатоки специально ходили на базар пробовать разные квасы. Среди них и родилась поговорка на похвалу русскому квасу:
— И худой квас лучше хорошей воды!
Спрашивали квасника о полюбившемся напитке:
— Когда вынесешь красный квас?
Мужичок в белом фартуке охотно отвечал:
— Есть, есть квасок, да засечен в ледок. Приходите в следующий базар, вынесу квас и для вас!
До пятнадцати разных хлебных и более десяти фруктовых квасов могли варить арзамасские квасники. Напиток этот всегда «без переводу» предлагался в лавках и на базаре.
Много лет варили для горожан разные квасы Чаркины.
Он, право же, заслуживает отдельного слова.
Чаепитие у русских стало почти праздничным ритуалом, когда на столе появляется разная сдоба, мед, бесчисленные варенья, сахар и прочие сласти. Чай — это непременно добрая атмосфера в семье, благодушество, согласие в доме, добрые, веселые глаза таких близких и разговорчивых родителей…
Долго, медленно входил чай в жизнь простых русских людей, арзамасцев. Некогда питье чая вообще считалось на Руси недобрым делом, а старообрядцы так и не приняли его.
Привозной лист стоил дорого. То и говорили в народе:
— Дорога китайская стрела. Вот придумали эти китайцы, как от православных денежки отымать. Преж этого чая знать не знали, а жили же!
Не сразу научились россияне заваривать чай, пить его, а китайские «чайные церемонии», кажется, так и не приняли. Уплотненный во всем быт русского простого человека не оставляет времени на эти церемонии, в глазах суетливого европейца они давно изжили себя. И все-таки любим, любим и мы посидеть у веселого дружечки — самовара.
Невольно вспоминается песенка времен крепостничества, как давался опыт заварки чая. Песенка эта в компании, в веселый час пелась еще недавно. Прежде прижилась она в купеческих домах и на шумных вечеринках рядовых обывателей.
Подал барский служка свое варево на стол. И гадать не надо, что сталося с поваром. Их благородие тотчас отправил свою «крещеную собственность» на конюшню…
Отлежался бедняга после «березовой каши» и недоумевал:
Не трудно увидеть из текста песенки, что барский повар все еще находился в плену рецепта русского сбитня, медвяная основа которого приправлялась разными подручными специями.
Особенно долго, едва ли не до нашего времени, не знали чая в деревне. Знать-то знали, были наслышаны, да ведь денег-то на дорогие «цибики» не хватало у большинства. А главное пользовали себя крестьяне родненьким вкусным кваском, молоком, простоквашей, а любители и свежей молочной сывороткой. А то приготовляли, особенно по летам, разные лечебные взвары, пили травные чаи.
Первый чайный куст ввезен в Россию в Крымский Никитский ботанический сад в 1817 году. Но только в 1937 году начали продавать азербайджанский чай. Если в царское время в год выпускалось 130–140 килограммов чая в год, то к концу шестидесятых годов нашего времени поступало в продажу почти шестьдесят тысяч тонн чая в год.
… Известный всем самовар тоже осваивался не с первого погляда. И об этом русском чуде ходило, в свое время, немало веселых баек.
Вот одна из них.
Купил купчик-голубчик на Макарьевской новомодный самовар. Вернулся домой, внес водогрейный снаряд на кухню и с коротким наказом к жене:
— Сваргань-ка чайку!
А сам в дверь — возы с товарами работники на дворе разбирали — там заботный хозяйский глаз во как нужен.
Наконец приходит «сам» в дом, а навстречу жена с плачем.
— Ты чево-о? Э, да у тебя на полу море разливанное…
Жена едва слезы уняла.
— Сказал ты: «Воды налей». Налила, а она вон в энти дырочки вся и вытекла…
Купец ругаться не умел, а потом и жаловал жену молодую. Только открыто посмеялся.
— Так ты в жаровню налила! Снимай эту конфорку, сюда, сюда вот заливай воду. А в трубу-то лучинки сухие и поджигай. Да не забудь вытяжную трубу надеть. Вьюшку-то в русской печи открой, чтобы дым-от выносило. Ах ты, простота, ах ты, кутафья[42]
моя!