Первым и последним мастером по отливке колоколов из числа арзамасцев стал Василий Дмитриевич Язычков. Издавна Язычковы «прикипели» к металлу. Еще в XVIII веке они — кузнецы, медники, а потом и позолотчики, вообще мастера по металлу. Василий Дмитриевич — небольшого роста, чернявый, с подстриженной бородкой, взгляд острый, наблюдательный. Смолоду он насмотрелся, как лили колокола приезжие мастера, до многого додумался сам. Его завод начал работать в Арзамасе рядом с северной стеной местного тюремного замка по шатковской дороге в 1858 году. В первое время заказы следовали один за другим. Крестьяне, освобожденные от крепостной неволи, усердно лили колокола для своих сельских храмов. Колоколами «свободы» Язычков заполнил едва ли не половину колоколен Арзамасского уезда, много потрудился литейщик и для храмов соседних уездов. Обычно мастер отливал колокола до 300 пудов. Но довелось Василию Дмитриевичу отливать колокола и до тысячи пудов для города Павлова и Починок. Эти заказы он выполнял на местах. А первое творение Язычкова предназначалось для Владимирской церкви Арзамаса. В октябре 1858 года он отлил для нее колокол в 345 пудов. Еще из работ мастера для городских церквей известны следующие: колокола для Троицкой церкви, церкви Александра Невского при тюремном замке. В 1880 году купец Петр Алексеевич Рукавишников заказал для Спасского мужского монастыря колокол в 206 пудов в память 25-летия царствования Александра II — эта надпись была размещена на колоколе. На кладбище обители купец и обрел свой вечный покой…
Из большой голосистой семьи арзамасских колоколов к нашему времени осталось только пять малых зазвончиков с колокольни Алексеевского женского монастыря. Их нашли в 1960 году на территории монастыря при земляных работах.
В 1935 году роняли большой колокол Воскресенского собора. Бывало, за двадцать пять верст слышался его благовест…
Если ты мастер, по-настоящему освоил свое рукомесло — почет тебе от малого и старого. А не достиг высот в деле избранном — чти одаренного талантом, знай о своем месте в ряду рукодельников.
Живописцев, а в старину их изографами называли, в Арзамасе всегда хватало. Славились еще в XVIII веке дьякон Воскресенского собора Ефим Яковлев, Андрей Горяйнов, Василий Тюфилин, Александр Блахин, Семен Иванов… Не случайно их называли «пресловущими».
Прекрасные иконы, уже со всеми признаками светского портрета, писали в школе академика А. В. Ступина, а после 1861 года в художественной мастерской А. В. Шмидта, И. М. Свешникова, бывших воспитанников Арзамасской школы рисования и живописи.
В самом конце XIX века и в начале XX образцом для местных живописцев служили работы арзамасского уроженца, академика, профессора исторической живописи, автора ряда фресок в Московском храме Христа Спасителя Николая Андреевича Кошелева.
Кошелев помогал в становлении живописной мастерской Понетаевского женского монастыря и потому часто живал у родичей в Арзамасе. Здесь он написал образ св. Великомученика Федора Стратилата, портрет боярина Ф. М. Ртишева, некогда подарившего городу большой клин своей земли и образ Христа с юношей к открытию водопровода в январе 1912 года. Детскому приюту имени И. С. Белоусова и П. И. Серебренникова мастер подарил прекрасную картину «Христос благословляет детей».[34]
…Однажды идет Николай Андреевич Соборной площадью и видит, что некий дядя пишет на треуголье кокошника привратной калитки Николаевского монастыря херувима и пишет-то не очень искусно — маловато в рисунке профессиональной выучки.
Остановился Кошелев, не промолчал:
— Дай-ка, братец, я поправлю…
Дядя, что стоял на стремянке, обернулся — лицо злое. Кажется, сам уж увидел, что не задался у него рисунок, да и краски кричат — когда-то еще их солнце пригасит… Едва тот живописец не кинул сверху: а поди-ка ты, господин хороший…
На мостовой красивый человек с темными пышными волосами, а худощавое, женственного абриса смугловатое лицо в ободье густой бороды. Одет по-городскому.
— А сможешь?
Кошелев мягко улыбнулся, коротко отозвался:
— Да уж постараюсь…
Поднялся Николай Андреевич на стремянку, взял палитру, кисть — скоро выправил херувима рисунком и так краски положил — живой херувим, так и кажется, что крылышки за плечиками трепещут.
В удивлении дядя внизу и рот раскрыл. Спрашивает:
— Да кто ж будете, такой искусник?!
— Кошелев я…
Живописец и руки опустил.
— Николай Андреич… Наслышан много о вас, в собор специально ходил, смотрел труды ваши… Нижайше прошу прощения, я же чуть на вас не накричал.
— Ничего, брат! Гордыню-то, иногда, поприжать не худо. Делом, искусством величайся — так мой первый учитель Давыдов советовал.
Пошел вниз Кошелев к Гостиному ряду. А сконфуженный живописец все кланялся и кланялся вслед профессору…
Было-живало до нас докричало
Только в XVIII веке несколько утвердились, а затем и документально закрепились фамилии жителей Арзамаса. Но вплоть до середины XIX века многие горожане все еще имели по две фамилии, откликались на уличные прозвища.