Асьенда

Но я дала Андресу обещание, что никому не скажу. И теперь клятва уберечь его секрет пылала в моей душе яростным огнем. Я сохраню его тайну – и скрою, что знаю об этом, – даже если придется лгать всем.

Даже Родольфо. Даже матери.

– Не может быть, чтобы вы говорили о падре Андресе. – Я сделала вид, будто меня, как верующую, это оскорбило, и для пущей убедительности поднесла руку ко лбу и перекрестилась. – Он Божий человек.

– Он много кто, – сухо сказала Ана Луиза. – Но точно не друг доньи Хуаны. Я бы не водила его в дом, будь я на вашем месте.

Я раскрыла рот от удивления. Это моя собственность, а не ее и не Хуаны. Я вышла замуж за хозяина дома, и, когда речь заходит о гостях, последнее слово должно быть за мной.

– Благодарю вас, что поделились своими опасениями, – я сохранила резкий и при этом холодный, тон. – Однако мое гостеприимство не будет поставлено под сомнение из-за каких-либо обид, которые предпочитает держать донья Хуана. В Сан-Исидро желанен каждый гость. Особенно тот, кого я пригласила нести Божье слово и таинства тем, кто в этом нуждается. – Я чинно взяла поднос.

Ана Луиза бросила на меня косой взгляд, не принимая во внимание мое притворство. Она, без сомнений, взвешивала мои слова. Взвешивала, как далеко я могу зайти.

Если Ана Луиза и правда знала, на что способен Андрес, разве ей не хотелось, чтобы в стенах дома был человек, способный его исцелить? Разве этого не хотелось Хуане?

Ана Луиза потянулась к корзинке с тамале[26], умелыми руками достала четыре штуки и аккуратно уложила их между мисками с посоле. От листьев поднимались изящные струйки пара.

– Для вашего гостя, – произнесла она мрачно. – Не стоит недооценивать, сколько влезает в этого flaquito[27].

Мы с Андресом встретились за скромным столиком у южной стены капеллы. Залитый солнечным светом, он стоял перед крохотными покоями для приходящих священников, примыкающими к капелле.

Я позвала Андреса по имени, и он появился в дверном проеме. При виде дымящегося подноса его глаза засветились от нетерпения, и он шагнул вперед… тут же с громким стуком ударившись головой о верхнюю часть проема.

– Carajo.

Я попыталась скрыть, что меня это развеселило. Андрес злобно посмотрел на дверь, прошел через нее и присоединился ко мне за столом. Он несколько раз поблагодарил меня и потом умолк. Посоле и тамале исчезли, как будто их смел голодающий призрак, и на лице Андреса снова расцвел румянец. Если я не так уж и сильно доверяла Ане Луизе в остальных вещах, в отношении аппетита своего племянника она оказалась права.

Андрес вздохнул и откинулся на стуле, наслаждаясь солнцем, будто долговязая ящерица на теплом камне. Его прикрытые глаза оттеняли фиолетовые круги.

– Вам удалось поспать? – спросила я.

Он издал нечленораздельный звук. Я оторвала кусочек от тортильи и выловила им свинину из супа.

Мама бы не одобрила моих манер, но какой был толк притворяться кем-то перед Андресом? Бессмысленное занятие. В его поведении было нечто такое, заставлявшее меня расслабиться. Что-то было и в его взгляде: когда он смотрел, я чувствовала, что меня видят. Мне совсем не хотелось и дальше возводить те каменные стены, за которыми я так долго скрывалась.

Я задумчиво жевала свинину с тортильей, чувствуя, как вместе с бульоном в меня возвращается жизнь.

– А в капелле… так же, как и в доме? – поинтересовалась я.

– Нет. Тут тихо, – мягко произнес Андрес. – Очень, очень тихо.

Есть ли в мире призвание, более подходящее человеку, который слышит дьяволов?

Быть может, он имел в виду, что нет убежища надежнее.

– Так во всех священных местах?

– В некоторых. Моя мама очень переживала, когда я был ребенком и пропадал среди ночи. Обычно утром она находила меня в церкви, заснувшим под скамьей.

Андрес открыл глаза, затем выпрямился. Застыл. Его напрягшиеся плечи значили одно: он думает, что сболтнул лишнего.

Но у меня в груди все сжалось при мысли о черноволосом мальчишке, свернувшемся в клубок под скамьей, и мое сердце требовало еще.

Я хотела, чтобы Андрес продолжал говорить.

– По этой причине ведун стал священником? – спросила я. – Потому что в церкви тихо?

Невозмутимый, он встретился со мной взглядом; уголок его рта пополз вниз, словно ему показалось, что я над ним насмехаюсь. Но я совсем не насмехалась. Может быть, я проявила излишнее любопытство? Возможно. Но я все равно жаждала, чтобы он ответил.

– По этой причине мать хотела, чтобы я стал священником. – Голос Андреса зазвучал отстраненно, подтверждая мысль, что я действительно чересчур любопытна и теперь он будет начеку. – В мире существует мало мест для людей, которые слышат голоса. Тюрьмы. Сумасшедшие дома.

– Рим, – уверенно добавила я. Брови Андреса взлетели. – Многие святые слышали голоса. Роза Лимская[28], к примеру.

– Я не святой, донья Беатрис, – ровно произнес Андрес. – А такое легкомысленное отношение к святости можно счесть богохульством.