Асфальт и тени

Отдышавшись и отделив явь от игры воображения, успокаивался и с полчаса лежал, с тревогой прислушиваясь к биению сердца. Усталость и духота брали свое. Он проваливался в спасительную яму освежающего сна, но, достигнув ее мягкого дна, опять попадал в знакомый всей стране кабинет. Господи, что он там вытворял! Размахивая руками, брызжа слюной, Вениамин Алексеевич что-то чуть ли не кричал опешившему от неожиданности человеку. В очередной раз, испугавшись, он попытался проснуться, однако собеседник волевым жестом остановил его, налил из хрустального графина казенной кипяченой воды, протянул стакан и пригласил присесть. На матовом глянце столешницы лежал листок с небольшим текстом, буквы расплывались, но по красному пятну герба вверху страницы он понял, что это важная государственная бумага.

Громко зазвонил телефон. Вениамин Алексеевич проснулся и по-детски обрадовался: все, включая пот и тревожные пробуждения, — обычный дурной, сложносоставной сон. Невзирая на кошмары, выспался он превосходно. Поднял трубку и бодрым голосом, предварительно удивившись, кого это в такую рань? — ответил:

— Доброе утро, вас слушают.

— Это хорошо, что ты меня слушаешь и, судя по голосу, уже успел сделать зарядку, — быстро, как обычно захлебываясь словами, зашепелявил Армоцкий.

«Только мне черта с утра и не хватало», — подумал Вениамин, но вслух скучающе-вежливо произнес:

— Рад слышать тебя, мне сдается, что ты и вовсе не ложился. Поражаюсь, просто Мефистофель какой-то.

— Старик, за Мефистофеля спасибо, ты же знаешь, что мне нравятся такие эпитеты. Так что в самое яблочко. А хрен его знает, может, это и не эпитет. Ты вот что, собирайся и срочно дуй ко мне на дачу. Тут, старик, такое заворачивается… — и трубка захныкала прерывающейся пустотой.

Ехать не хотелось, но и не поехать на зов самого Калиостро современности Вениамин, увы, позволить себе не мог, уж больно многим в последнее время был ему обязан.

Михаил Львович Армоцкий, в отличие от многих нынешних олигархов, начинал не с банальной фарцы застойными дефицитами, а являясь представителем инженерно-технического сословия, умудрился заработать первые капиталы на подшипниках, вернее, не на самих подшипниках, а на шариках к ним. Как это ему удалось при обвальном спаде отечественной экономики, остается загадкой. На дотошные расспросы журналистов он только отшучивался, мол, у кого чего не хватает, тот то и покупает, такая уж у нас страна. Раздобрев на шариках, он постепенно прибрал к рукам оптовую торговлю велосипедами, вошедшими в провинции на целое пятилетие в моду из-за поголовного обнищания населения, потом отхватил краюшку от нефтяного каравая, замутил сомнительную сделку с продажей военной техники в одну подгулявшую арабскую страну, а разразившийся скандал умело использовал для финансово-кредитных махинаций. Надо отдать ему должное, все это он проделывал открыто, на виду у онемевшей державы. Прикупив на деньги федерального правительства у этого же правительства несколько мощных теле- и радиопередатчиков, Армоцкий сконструировал крупнейшую моечную машину для наших мозгов. Недолгое время побыв заместителем министра стратегии и государственных секретов, он в одночасье стал личным другом страны. Дружбы с ним искали крупнейшие государственные мужи, именитые ученые и артисты, вконец обнищавшая творческая интеллигенция с безотказностью проститутки готова была за гроши кропать, музицировать, отплясывать канканы — словом, везде он был зван и желанен.

Отечественная литература да и история достаточно внимания уделили подобным персонажам, однако все новые Павлы Ивановичи Чичиковы и Гришки Распутины продолжают с завидной периодичностью возникать в нашем многострадальном Отечестве. Не можем мы без них, такая вот страсть.

Всю дорогу до Калиостровой дачи Вениамина Алексеевича одолевали терзания. Неопределенность — вот главный бич бюрократа, источник всех его напастей и болячек.

«Неужто и впрямь вернет место в министерстве? Да быть не может. — Сердце учащенно колотилось. — Обстановка уже не та, не та обстановка! — Длинные, покрытые рыжим волосом пальцы с ухоженными ногтями непроизвольно барабанили по острым коленкам. — А почему, собственно, нет? Все, прекрати себя накручивать! Приедешь весь дерганый, Армагедоныч (так Армоцкого частенько называли в народе) заметит — пиши пропало, пока не покуражится, хрен что скажет».

Но мысли, поблуждав в отдалении, вновь возвращались к заветной теме. «Если объявлен курс на преемственность, почему бы и нас, стариков… да какой ты старик, еще и пятидесяти пяти нет! Ну не могут же они в одночасье всю обойму в распыл…»

Оставим пока нашего героя один на один с его терзаниями, а сами, благо до Рублевки в субботу не всегда скоро доберешься, покружим над чиновничьей темой.