Ашу Сирай (СИ)

— Твои слова не прогневают меня, ибо твоё нетерпение и желание мне понятны. Но прежде, чем ты задашь свой вопрос, я хочу предупредить тебя, о добрый Назараид, что Повелитель жизни и смерти не любит, когда смертные из любопытства смотрят через его плечо и может прогневаться как на тебя, так и на меня, — спокойно ответил Шут, не повернув головы.

Караванщик резко отпрянул, и снова вытер побледневшее лицо ладонью. Чтобы он ни хотел спросить, Джастер явно не желал провозглашать будущее направо и налево. И дело было вовсе не в гневе Сурта, это Шута беспокоило меньше всего.

— Да простит меня Тёмноокий за мою нетерпеливость и любопытство! — воскликнул караванщик. — Я вовсе не желаю прогневать его! Но как же мне быть, почтенный Джасир?! Мой разум и мои чувства в смятении, мои мысли, словно взбесившиеся гамины, мчатся в разные стороны, и ни одного не могу я ухватить за узду…

— Я понимаю, тебя, добрейший Назараид. — Так же спокойно ответил Джастер, повернувшись к караванщику. — Дар провидца тяжёл и поверь, чаще лучше не знать своего будущего, чем знать его, ибо такие знания часто несут с собой горечь и боль.

Лучше не знать, чем знать… Горечь и боль…

«Ты, правда, знаешь мою судьбу? — Вижу…»

Выходит, Сурт не любит Джастера не только за необыкновенную дерзость и наглость, но и за его дар провидца… Поэтому он предупреждал, что Джастер может погибнуть?

Ох, Матушка, неужели ничего нельзя изменить?

— Воистину ты прав, достойнейший сын песка и солнца! — воскликнул караванщик. — Ибо теперь я лишился надежды на рождение сына, но обрёл тревогу и беспокойство о своём будущем!

— Что же беспокоит тебя, почтенный Назараид? — Участливо поинтересовался Джастер. — Быть может, я смогу помочь, не тревожа Тёмноокого своим даром.

Я только в очередной раз поразилась тому, как ловко Шут направляет беседу в нужное ему русло. Впрочем, сам хозяин каравана этого не заметил.

— Этот ребёнок опозорит меня, ибо примету, что ты назвал, не скрыть от людских глаз, и каждый будет видеть, что я не сумел сберечь честь своего дома, и моя наложница понесла от другого мужчины! А если я признаюсь, что купил её с ребёнком в чреве, надо мной будет смеяться весь Арсанис, ибо я не распознал проходимца и позволил так обмануть себя! Никто не захочет иметь со мной никаких дел! Как я вынесу такой позор, ответь мне, о мудрый Джасир, сын Бахиры?!

— Сколько времени живёт эта женщина в твоём доме?

— Полная луна сменилась один раз с того дня, как я купил её, — ответил Назараид. — Но дела призвали меня прежде, чем я успел разделить с ней ложе! Лишь от тебя я узнал о том, что она понесла, и эта новость разбила мне сердце!

— Верно ли я помню, что по закону твоего народа дитя, рождённое без отца, принадлежит его матери? — Невозмутимо продолжил спрашивать Шут.

— Верно, почтеннейший Джасир! Но почему ты говоришь об этом? У этого ребенка есть отец!

— Раз ты не желаешь принять чужое дитя, как своё, дай ей денег и отпусти её сейчас. Тогда её сын будет считаться сыном матери, а на тебя не упадёт позор, которого ты боишься.

Караванщик недоверчиво покосился на Джастера, а затем вздохнул.

— Я слышал, что «духи пустыни» почитают мать выше отца. Но мы почитаем отца первее матери, ибо муж сильнее и разумнее жены, и род каждый мужчина ведёт по отцу.

— Ты верно сказал, почтенный Назараид. Мы чтим мать первее отца, так как она — дочь Великой Матери, и с её благословения даёт продолжение роду, хранит шатёр и воспитывает детей. Женщина может понести от разных мужчин, но все дети для неё будут одинаково любимы. Отец может отречься от своего дитя, но любящая мать никогда не сделает этого. Мужчина может принять чужое дитя, как своё, и заменить ребёнку родного отца, но ничто не заменит материнской любви. Отпусти эту женщину, но не обижай её, и твоё доброе деяние непременно будет учтено Тёмнооким.

Караванщик некоторое время задумчиво молчал, беззвучно шевеля губами и поглаживая бороду, а затем кинул.

— Воистину, это большая удача, что я встретил тебя на своём пути, мудрейший Джасир! Эта женщина обошлась мне в двадцать талонов, и, клянусь, я дам ей ещё столько же и отпущу куда угодно, лишь бы не допустить этого позора!

Джастер коротко кивнул, ничем не выдавая своих чувств и мыслей, а Бахира смотрела на дорогу, но я поняла, что она очень довольна словами Шута. Я была с ней согласна: лучше жить свободной женщиной с ребёнком на руках, чем быть нелюбимой наложницей и слышать, что твой ребёнок — плод позора…

Раньше мне такие мысли и в голову бы не пришли, но я успела наслушаться и насмотреться столько всего, что теперь понимала гораздо больше.

Воодушевлённый предложенным решением Назараид тем временем снова обратился к Шуту.

— Я заметил, что твоя сестра и мать отличаются необычной красотой, о почтеннейший Джасир. Глаза твоей прекрасной сестры обжигают так, словно само солнце поделилось с ними своим светом! Глаза твоей почтенной матери глубоки и чисты, как колодезная вода отражающая небо в жаркий день! Твои же светлые, словно сама луна окрасила их серебром, — сказал караванщик. — Верно ли я понял из твоих слов…