Ашу Сирай (СИ)

— Я расскажу тебе, сын мой, — Бахира коснулась руки Шута с другой стороны. — Стены этого города выше деревьев, аромат чьих плодов разлит вокруг. Эти стены блестят и сверкают, словно зеркало, и нашим мужчинам пришлось бы просить благословения Небесного Отца, чтобы преодолеть их! Башни ворот стоят как неподкупные стражи, а купола сияют как драгоценные уборы женщин. Воистину, это богатый и сильный город!

— Это так, ами, — кивнул Шут. — За рекой начинается спорная земля между Сурайей и родиной Янии, куда мы направляемся. Много лет две страны воевали друг с другом, но сейчас сюда приходят караваны за товарами.

— А почему стены так блестят? — спросила я, не сдержав любопытства. Конечно, я всё сама увижу, но интересно-то сейчас…

— Я слышал, что они покрыты гладкой и прочной плиткой, которая отражает свет солнца, — ответил Джастер. — Это сделали, чтобы врагу было труднее взбираться на стены и захватить город. Ещё я слышал, что мастера, который её придумал и сделал, казнили, чтобы он никому не смог раскрыть секрет её изготовления.

— Ужасная страна… — тихо пробормотала я, но Шут услышал.

— В каждой стране свои обычаи и законы, — также негромко ответил он. — И очень многие из них придумали сами люди.

Мы с Бахирой не успели ничего сказать в ответ: караванщик заметил, что мы отстали, и развернул коня, направляясь к нам.

— Что-то случилось, о почтеннейший Джасир?! — встревоженно вскричал он, осаживая коня перед нами. — Почему ты…

— Я слушал, как прекрасен город, в который мы направляемся, — спокойно перебил его Шут. — Воистину, это достойное зрелище и мне жаль, что я не могу увидеть его своими глазами.

— Да-да, — караванщик согласно закивал и пустить своего коня шагом. — Арсанис воистину великий город, и найдётся немного городов, чьи слава и богатства превосходят мою родину!

— Я буду рад услышать твой рассказ, почтенный Назараид, — ответил Шут. — Ибо нет для поэта и музыканта слаще слов, чем слова, запечатлевшие славные деяния прошлого в назидание потомкам.

Караванщик удивлённо покосился на Шута, но тот снова невидяще смотрел вдаль, и Назараид довольно ухмыльнулся, поглаживая бороду.

— Воистину, сама судьба свела нас вместе, досточтимый Джасир! — горделиво выпрямился он в седле. — Ибо я многое могу поведать тебе о славных днях и битвах, что пережил Арсанис!

Мы с Бахирой коротко переглянулись, и я опять уступила своё место возле Джастера довольному караванщику.

Хвалебный рассказ о войнах, в которых сражались дед и прадед Назараида мне показался скучным и бесконечным. Может, Джастеру в самом деле было интересно, но я с трудом понимала, о чём речь. Не только потому, что сама тема сражений мне была неприятна, сколько из-за бесконечных восхвалений доблести предков Назараида и витиеватых оскорблений их противников.

Очень скоро я перестала слушать. Так как нам с Бахирой полагалось молчать и не прерывать беседу двух мужчин, я просто смотрела на дорогу и на город, который неумолимо приближался, и размышляла о случившемся.

Я ещё не успела привыкнуть к мысли о том, что Джастер теперь не воин, а просто слепой музыкант, как он снова поразил не только меня, но и всех вокруг своими предсказаниями.

Прежде я бы уже напридумывала себе всякого, но сейчас понимала, что за каждым словом и поступком Шута всегда стоит или план, или какая-то цель, и потому, не смотря на все свои переживания, решила дождаться возможности поговорить с ним наедине.

Точнее, говорить мы будем втроём, с Бахирой, потому что у неё тоже наверняка есть вопросы. А пока можно смотреть по сторонам и на приближающийся город, потому что вооружённая девушка из гордого и сильного народа маджан это не бесправная «бездушная» игрушка Ашу Сирая…

Джастер снова оказался прав. Стены города, которые раз в шесть, а то и больше, превышали рост человека, были сплошь покрыты плиткой, блестевшей как зеркало. В закатных лучах солнца казалось, что стены состоят из огня и золота, а там, где были тени, они словно растворялись среди земли и неба.

Из рассказов Назараида я смогла понять, что днём стены сильно нагревались, обжигая и ослепляя врагов. Ночью враги не могли ничего разглядеть, а любой свет сразу отражался от удивительной плитки и выдавал лазутчиков. А ещё эта плитка была очень скользкая, прочная и не разбивалась от ударов камнями или оружием.

Неудивительно, что мастера казнили, побоявшись раскрыть такой секрет, но в то же время это было слишком глупо и жестоко. Сколько ещё всего он мог бы придумать?

Джастера на этих людей не было. Он бы сумел им объяснить, что живой мастер, которого ценят и берегут, может быть намного полезнее, чем тот, кто унёс секрет с собой в могилу.