Ася (СИ)

— Как так? — отклонившись, прикладываюсь затылком о полотно двери. — Блядь! А на что ты рассчитывала, когда садилась в то вращающееся кресло? Весь город посещает этот супермаркет. Мы с тобой неоднократно там бывали. Единственный магазин, в котором можно затариться всем, чего твоя душа внезапно пожелает. Это камерное место, здесь все друг о друге что-то знают. Такой вот пунктик у слишком мелких поселений. Курорт, санаторный типа мегаполис, заточенный на оздоровление наших небогатых граждан. Море, солнце и песок, и незамолкающее ни на минуту человеческое радио…

А у меня в башке сейчас весьма некстати отчетливым пунктиром всплывают мерзкие слова одной пройдохи в довольно узкой и короткой юбке о том, как я внезапно после своего развода с Юлей по воле долбаного случая попал в компанию завидных женихов, на которых местные «олигархини» устроили охоту, повышая собственные ставки и определяя по припаркованной машине место вынужденного положения новой жертвы, помеченной клеймом неперманентного безбрачия.

— … Здесь шило не удастся утаить в мешке, жена. Сплетням не нужен повод, им нужен подходящий рот и хорошо подвешенный язык у ретранслятора. За распространением дела не станет. Благая весть пойдет гулять в тот самый миг, когда какая-нибудь неблагонадежная дрянь раздвинет губы и прохрипит на ухо: «По секрету! Никому! А Костина жена обсчитала Шурку с Милкой на пол-, представь себе, пОтом и титаническим трудом заработанного косаря…».

— Мне все равно! — выставив надменно подбородок, брюзжит, растаскивая крылья носа. — Я не стыжусь любой работы. Не место красит человека, а человек то место. Хочу и буду! Ты мне не указ!

Вот с этого все и начинается. Лишь стоит мне ослабить вожжи и дать в деяниях слабину, затем позволить ей расправить крылья, как маленькая птичка покинет наш резной и тепленький скворечник, и сразу упорхнет, ни разу на меня не оглянувшись. Наплюет?

— Мои друзья, коллеги, подчиненные покупают там предметы первой необходимости. Колька с Майей, например, — постоянные клиенты большого заведения и каждый, твою мать, с дисконтной картой в кошельке. Твои соседи будут щебетать с тобой на кассе, пока ты будешь шуровать ручонкой в поисках упаковки тампонов для нее и облегченных сигарет для него, потому как он уже в который раз курить бросает? Херня какая! Словно страшный сон. Ты не могла об этом не знать! Смотри на меня, когда я разговариваю с тобой. Ася! — вскрикиваю, чтобы привлечь отсутствующее напрочь женское внимание. — Фокус на меня! — ищу намек на слабенькое понимание.

Увы! В ее глазах стоят одна сплошная пустота, безразличие, презрение, холодность, возможно, равнодушие, но все же некоторая апатичность одновременно вкупе с очевидной… Яростью? Злится, бесится, ненавидит, проклинает, готова растерзать и вырвать с мясом мое сердце? Вот это да!

— Считаешь, что твой поступок — адекватный, оправданный, а главное, — я сильно повышаю голос, — своевременный? У тебя ведь на руках маленький, почти грудной, ребенок и семья! Твои многочисленные бабы, которым то это не то, то это не так, то там перешейте, то в сиськах распорите, а это на хер уберите, измучили и тебя, и сына. Что ты смотришь? — втянув куда-то внутрь губы, таращусь идиотом на нее. — Я ведь не возражаю. Согласен, что любая работа заслуживает достойной оплаты. И если тебе так хочется быть полезной современному прогнившему насквозь обществу, то на здоровье, как говорят, пожалуйста. Вакансий до хрена! Успевай только рекламировать себя и анкеты рекрутерам отсылать. Но только после того, как сын встанет на ножки, подрастет, а ты окрепнешь. Я подыщу тебе место…

— Подачки, подачки… Бесконечные одолжения! Такое лакомство для шавки, которую ты прикормил, сначала хорошо оттрахав, — прыскает и давится. — Отодвинься!

— Подачки? Что ты мелешь?

— Жалкая девица, с которой ты вынужденно делишь ту кровать, — кивком указывает через мое плечо на дверь, за которой находится наша спальня. — Не повезло? Не повезло, да? Юля? Юля! Ну, конечно! Так же ты кричал, когда издевался надо мной в своей карете, укрытой позолотой, как дешевой мишурой. Р-р-р! Я сейчас вырву, — босыми ступнями топочет по полу, задевая мои ноги. — Оставь меня. Дай мне покой. Сейчас всё пройдет, нужно потерпеть и подождать.

— Ася, Ася, Ася! Ну? Всё? Оговорился… — прикрыв глаза, сквозь зубы говорю.

— Да ты не оговаривался. Ни-ког-да! Ни разу! Ты просто сдерживался и жестко контролировал себя. Ей же, этой тупорылой суке, — сейчас указывает на себя, прижав свой подбородок к свободной от бюстгальтера раскачивающейся из стороны в сторону большой груди, — неприятно, да? Глупенькая курица постоянно задирает, да? И, не затыкаясь, надоедливо кудахчет? Никак не успокоится и делает тебе нервы, вот ты…

— Нет! Довольно. Я такого не утверждал, — по крайней мере, я этого не помню.

— Тупая сука? — прищурившись, свистит. — Стерва, блядь, дура, дура… Да?

— Я не говорил так! — настаиваю на своем.