Ася (СИ)

— Бесконечная бессонница и длинная, совсем недевичья, память — жуткая, смертельно опасная, гремучая и ядовитая смесь. Этакий взбодрин и ежесуточный натуральный допинг. Прошу тебя, сегодня не будем об этом говорить. Я приехала отдохнуть и пообщаться. Точка! Всё! Вперёд! Итак! — растянув улыбкой красивый рот, Оля с неподдельным, но всё же вынужденным, интересом опять посматривает по сторонам. — Ты ведь не возражаешь? — усиленно сканируя пространство, лениво достает из заднего кармана зажигалку и хорошо помятую, почти пустую пачку сигарет. — С утра кортит, а вездесущий Юрьев не дает мне продохнуть. Следит в оба блядских глаза. Добавил изощрённую пытку, Асенька. Занялся перевоспитанием давно упавшей и скатившейся под лавку женщины. Вот же сволочь ментОвская. Строит из себя полицию нравов. Чёрт! Извини меня. Решила приехать к тебе, чтобы расслабиться и крестника потискать, а то рискую взорваться от переизбытка весьма противоречивых чувств. Я ведь по нему скучаю, Ася. По Тимофею, конечно же, — вдруг очень жалобно скулит, как будто бы кривляясь. — Не перебарщиваю с эмоциональностью? Не надоела? Ты, пожалуйста, говори, если от моего присутствия у вас мощно сводит скулы. Не хочу стать причиной бруксизма или ещё чего такого. Я частенько бываю надоедлива, но это не со зла. А Инга… — внимательно смотрит на меня.

— Ещё не приехала, — почти молниеносно отвечаю. — Перестань, пожалуйста. Что с настроением?

— Сто слов в минуту, повышенная громкость, вызов, злость? Как погляжу, всё успела показать! Тревожность, Ася, это клиническая тревожность! Излишняя мнительность и последствия от травмы, которой уже, по ощущениям, сотня лет. Я нервничаю, оттачивая скорость и технику воспроизведения огромного количества слов. Нужно покурить! Где это можно сделать? Здесь?

— Пожалуйста, — я торможу нас и обращаюсь к ней лицом.

— Видимо, этим пора гордиться, — а Юрьева с огромным интересом сейчас рассматривает круглые носки своих кроссовок.

— Чем? — перекинув хвост на грудь, начинаю неторопливо накручивать и без того витой конец на свой указательный палец.

— Нервозностью и стойкостью. Ты знаешь, мне иногда кажется, что я абсолютно себя не контролирую. А настроение, — Ольга хмыкает, при этом цинично искривляя губы, — как всегда. Я, как обычно, несу с очень умным видом поразительную чушь и совершенно не задумываюсь о том, как тупо, возможно, неприглядно это выглядит. Вердикт — я однозначно неисправима, — еще немного ниже опустив голову, задушенно и еле слышно хрипит, как будто умирая.

— Посмотри на меня, пожалуйста. У тебя ведь всё в порядке? — я становлюсь почти впритык и носом задеваю светлую макушку. — Ответь только на этот вопрос.

— А? — сильно вздрагивая, внезапно отмирает.

«Пожалуй, нет!» — таков итог. Её безумный взгляд и что-то постоянно шепчущие губы говорят, почти кричат о том, что подобием порядка в жизни Ольги и не пахнет. Она ведь абсолютно без стеснения ругается и нервно дёргает руками:

— Нормально, но, если откровенно, то по-звериному устала. Если уместно так сказать, то утомилась официально, конкретно и очень даже однозначно. Скорее бы твой Красов вышел на полноценный день и наконец-таки снял с меня обязанности грозного начальника. Ловелас Фролов не даёт мне продыху, правда, не только мне, там иногда Инга, выручая по-дружески, берёт на себя удар, но всё же персонально я отбиваю значительное количество атак. Обиженный мужик похож на течную суку, которой не оказывает внимания кобель, случайно забежавший к мелкой в будку.

— Обиженный?

— По статусу я стала выше, а стало быть, главнее. У Сашеньки неразрешимые проблемы с субординацией. Скажем так, это хроническое состояние, потому как Фролов не привык подчиняться женщине. Маскулинность так и прёт! Там эго больше, чем эрегированный слоновий хрен.

— Боже, прекрати, — как куполом, прикрываю произвольно растягивающийся в тяжело скрываемой улыбке рот.

— А что такого? Твой Костя — это лучший старый друг, к тому же, он в штанах и при больших делах. Красов — профессионал с заглавной буквы «Пэ», а я его случайная замена на непродолжительный срок. Фролов расстроился, что твой муж выбрал в качестве себя неуравновешенную женщину и наделил её безграничными полномочиями. Вот наш бессребреник бесится, пока обильно истекает кровью. До чёртиков надоело с ним ругаться, но он невыносимый. Не обращать внимания никак не получается: ежедневные планёрки, вечерние совещания, бесконечные подписи, вынужденные обсуждения бюджета, балансовая отчётность, личные просьбы и непредвиденные траты. Позиций слишком много, по которым Александр лупит, не стесняясь. Я все-таки предпочитаю… Рисовать! Понимаешь, Асенька? Кстати, они, между прочим, встречаются.

— Они? — выпучиваюсь, мгновенно округляя взгляд.

— Надоедливый байстрюк-помещик и наша товарка с ничем не перешибаемыми замашками рыночной хабалки.

— Не может быть, — всплеснув руками, неприкрыто изумляюсь. — Саша и она?