Асканио

В самом деле, она знала о любви Асканио к Коломбе, и по ее настоянию юноша присутствовал при сцене заговора. "Быть может, поняв опасность, грозящую чести любимой, — думала герцогиня, — Асканио решился на этот дерзкий шаг? Но ведь он сам говорил мне, что Коломба его не любит. А если так, девушка вряд ли согласилась бы бежать с ним". Герцогиня д’Этамп хорошо знала Асканио и не допускала мысли, чтобы он мог насильно похитить женщину. И все же, вопреки этим доводам и, казалось бы, явной невиновности Асканио, женская ревность подсказывала ей, что искать Коломбу надо в Нельском замке и что сначала необходимо взять под стражу Асканио.

Но герцогиня не могла, разумеется, объяснить друзьям причину зародившихся у нее подозрений — ведь тогда ей пришлось бы признаться в своей любви к Асканио и сказать, что, ослепленная страстью, она открыла юноше свои намерения относительно Коломбы. Поэтому герцогиня внушила им, что главный виновник похищения — Бенвенуто, его сообщник — Асканио, а убежищем беглянки служит Большой Йельский замок. И сколько прево ни спорил, уверяя, что обшарил все углы и закоулки, герцогиня д’Этамп не сдавалась: у нее были на то свои причины. В конце концов ей все же удалось заронить сомнение в душу д’Эстурвиля.

— Впрочем, — заметила герцогиня, — я позову Асканио и хорошенько сама его допрошу, будьте покойны!

— О мадам, вы так добры! — воскликнул прево.

— А вы слишком глупы, — процедила сквозь зубы герцогиня.

И, выпроводив обоих придворных, она стала размышлять, под каким бы предлогом вызвать юношу. Герцогиня еще не успела ничего придумать, как ей доложили о приходе Асканио. Итак, он сам шел навстречу ее желаниям.

Герцогиня д’Этамп посмотрела на юношу таким испытующим взглядом, словно хотела проникнуть в сокровенные тайники его души. Но Асканио, по-видимому, ничего не заметил — он был спокоен и холоден.

— Госпожа герцогиня, — сказал он с поклоном, — я принес вам лилию; она почти готова; недостает лишь капельки росы, но для нее нужен бриллиант в двести тысяч экю, который вы обещали мне дать.

— Ну, а как твоя Коломба? — вместо ответа спросила герцогиня.

— Если вы изволите говорить о мадмуазель д’Эстурвиль, сударыня, я готов на коленях умолять вас: не произносите больше при мне этого имени! — мрачно ответил Асканио. — Заклинаю вас всем святым — не будем никогда говорить о ней!

— Что это? Вы, кажется, раздосадованы? — воскликнула герцогиня, не спуская с Асканио своего проницательного взора.

— Каковы бы ни были мои чувства, сударыня, я отказываюсь беседовать с вами об этом даже под угрозой вашей немилости. Я поклялся самому себе, что все воспоминания об этой особе навеки останутся погребенными в моей душе.

"Неужели я ошиблась и Асканио непричастен к этой истории? — подумала герцогиня. — Неужели девчонка сбежала с кем-то другим — неважно, по своему желанию она это сделала или нет, — и, расстроив мои честолюбивые замыслы, невольно послужила моей любви?"

Вслух же герцогиня прибавила:

— Хорошо, Асканио, вы просите меня не говорить о Коломбе, но о себе-то, по крайней мере, я могу говорить? Вы видите, я соглашаюсь на вашу просьбу, но, может быть, разговор обо мне окажется для вас еще более неприятным. Быть может…

— Простите, что я прерываю вас, госпожа герцогиня, — сказал Асканио, — но доброта, с какой вы согласились выполнить мою первую просьбу, дает мне смелость обратиться к вам со второй. Видите ли, хотя мои родители и благородные люди, но свое одинокое и безрадостное детство я провел в скромной мастерской золотых дел мастера. Из этого уединения я неожиданно попал в блестящее придворное общество, оказался замешанным в заговоре людей, вершащих судьбы королевства, нажил себе врагов среди сильных мира сего и стал соперником самого короля, да еще какого короля! Короля Франциска Первого, могущественнейшего из правителей всего христианского мира! Я сразу очутился в кругу знатнейших людей Франции. Я полюбил без надежды на взаимность милую девушку и пробудил к себе любовь знатной дамы, на которую не могу ответить. И кто же полюбил меня? Подумать только! Прекраснейшая, благороднейшая женщина в мире! Все это внесло смятение в мою душу, спутало мои представления о мире, подавило, ошеломило, уничтожило меня… Я борюсь, словно карлик, пробудившийся в царстве титанов. Мысли и чувства мои мешаются, я ничего не понимаю и брожу как потерянный, страшась окружающей меня жестокой ненависти, беспощадной любви, высокомерного тщеславия. О сударыня, умоляю вас, пощадите! Дайте мне собраться с духом, позвольте утопающему перевести дыхание, больному — прийти в себя после тяжкого потрясения. Надеюсь, время исцелит мою душу, внесет успокоение в мою жизнь. Время, только время! Умоляю вас, подождите и смотрите на меня сейчас просто как на художника, который пришел спросить, угодил ли он вам своей работой.