Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая: Критический обзор важнейшей литературы вопроса

Что касается, в частности, отношения чувства «стыда» к половым функциям, то с нравственной стороны это чувство связывается не с самым половым фактом, как то утверждает Соловьев, а только с извращением или злоупотреблением половыми отношениями, а со стороны внешнего своего проявления данный факт вызывает чувство стыда именно в силу связи последнего с чувством отвращения. Мы согласны с проф. М. Филипповым, что, вопреки утверждению Соловьева, «за исключением лиц, страдающих расстройством половой сферы», люди вообще «вовсе не относятся к самому половому акту, как к чему-то постыдному и недолжному, но стыдятся лишь его публичного оказательства». [2027] Со своей стороны, мы должны прибавить только, что так, т. е. не считая полового акта постыдным и недолжным, относится к нему большинство людей, оградивши его известными рамками законности и обязательств, т. е. в законном браке, с чем косвенно соглашается и сам доктор. [2028] В равной степени справедливо замечание и другого критика, что «лишение способности (т. е. половой) считается (обычно) для мужчины позором». [2029] Мы оставляем в стороне этическую, нормативную оценку указанных фактов, так как и сам Соловьев выводит свои заключения из чувства стыда, как эмпирически и непосредственно данного факта, истолковывая его фактические обнаружения. Что чувство стыда относится не вообще к половому акту самому по себе, это, по нашему мнению, видно и из того, что факт рождения и существование детей не считается для родителей делом постыдным, а, напротив, совершенно естественным, нормальным, должным. Тот факт, что половое общение совершается скрыто и тайно, не может свидетельствовать о том, что оно признается постыдным. Это может говорить только о его интимности, глубине, подобно тому как, напр. то обстоятельство, что родители иногда стыдятся в присутствий других ласкать своих детей, вовсе не говорит о том, что они считают это дело недолжным или позорным.

С безусловным осуждением к акту полового общения Соловьев относится потому, что, по его словам, эта функция совершенно несовместима (при обыкновенных условиях) с сохранением духовного самообладания; [2030] в ней выражается «перевес бессмысленного материального процесса над самообладанием духа». [2031]

Очевидно, здесь автор разумеет то, что высшая, духовная жизнь временно как бы приостанавливается этим процессом, ее непрерывное и невозмутимое течение нарушается им. Но следует принять во внимание то, что в нормальном браке, о котором в этике только и может быть речь, естественное влечение становится под контроль нравственного принципа взаимной преданности и уважения супругов, вследствие чего эгоистическое пожелание смягчается, утрачивая в значительной степени грубость и животный характер. Половой акт в таком союзе не может быть уже рассматриваем исключительно как выражение одного эгоистического плотского пожелания, он является также нередко выражением самопреданности и взаимной уступчивости. «Муж, оказывая жене должное благорасположение, подобно и жена мужу. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена». [2032] Половое влечение глубоко заложено в природу человека, и с ним приходится считаться каждому, за весьма редкими и незначительными исключением. Одним простым, хотя бы то и напряженным, решением воли с ним покончить, нельзя. Так или иначе оно воздействует на духовную жизнь, поскольку человек есть именно человек, но не дух. Безбрачие, которое можно выполнить и осуществить только ценой постоянной внутренней тревоги, путем борьбы с беспокойными раздражениями и влечениями, гораздо вреднее для духовной жизни, нежели нормальное, урегулированное удовлетворение чувственных побуждений, «ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». [2033]

Автор как бы забывает, что он говорит о человеке, а не об ангеле. На совершенно резонное замечание ему, по данному пункту, Чичерина, что «здесь мы имеем настоящий закон природы, простирающийся на весь органический мiр и обеспечивающий смену поколений», что «бессмертные могут не плодиться; но земные существа, которые рождаются и умирают, не могут не плодиться, иначе род прекратится», [2034] — Соловьев отвечает в «полемике» софизмами. «Г. Чичерин, говорит он, уверяет меня, что я не могу не плодиться, [2035] но личный опыт неопровержимо свидетельствует мне о противном. Если же… он имел в виду не физическую, а нравственную необходимость, по которой всякий человек должен, или по совести обязан плодиться, то вместо сомнительного закона природы, ему следовало бы прямо ссылаться на закон нравственный. Но такого закона, обязывающего всех людей к деторождению, не существует… Закон этот (т. е. высшей воли) содержит никак не безусловное предписание брака, а, напротив, условное предписание безбрачия: „могущий вместить да вместит“. [2036] Вообще беспредельное размножение людей… не утверждается ни на каком физическом, а тем менее нравственном законе». [2037]