Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

«Традиционный аскетизм» иногда даже и у богословов решительно противополагается христианской любви, как начало ей совершенно чуждое, с ней решительно несовместимое. [21] Считают необходимым категорически констатировать, что «наше время внимательно не к тому, что совершается за монастырской стеной, в уединении пустыни, в затворе аскета, а к тому, что дает христианство для всех сторон действительной жизни, для экономических нужд, для социальных потребностей, для трудовых общин, для братского общежития». [22] В современное христианское сознание все более и более проникает убеждение, что задачей христианства является спасение не только лично-индивидуальное, но и общественно-социальное, торжество царствия Божия не только в личной жизни, но и в общественных и социальных отношениях. Современная жизнь настойчиво выдвигает вопросы о путях и средствах созидания христианской общественности, в связи с вопросами об отношении христианства к земной жизни человечества, его культурно-историческому творчеству. Христиане, и в особенности христианские пастыри, приглашаются осуществлять заповеди практической любви, предписанные христианством, к выполнению задач, так называемой, «христианской общественности». При этом аскетизм, как начало спасения, будто-бы исключительно индивидуального, рассматривается в качестве фактора, отрицательно относящегося к осуществлению спасения общественного. Представителей церкви упрекают в том, что они в христианстве видят и понимают один только загробный идеал, оставляя земную сторону жизни, весь круг социально-общественных отношений без воплощения христианской истины. [23] Констатируют ненормальность постановки пастырства на аскетическую почву. Считают бесспорным, что «перерабатывать саму жизнь, христианизировать ее во всех ее проявлениях» пастырь-аскет отказывается из-за страха «оскверниться» «прикосновением с ней». Зло во внешнем мiре разрослось до такой степени, именно «благодаря бездействию аскетов –пастырей и их попустительству». [24] Утверждают, что для христианства наступила пора на деле показать, что в церкви заключается не один лишь загробный идеал. [25] Настойчиво провозглашают, что церковь, в противоположность интеллигентному обществу, поняла и приняла сознательно будто-бы лишь заповедь о любви к Богу, сосредоточила все свое внимание лишь на аскетической стороне учения Христова, но пренебрегла Божиим мiром, исполнением заповеди о любви к ближним. [26] Вообще христианство должно не отрицать земную жизнь и культуру, как это было будто-бы до сих пор, а сообщать им религиозное освящение. [27] Как бы ни относиться к указанным убеждениям и взглядам, игнорировать их невозможно; с ними следует считаться, и считаться серьезно, так как они составляют догмат веры почти всей нашей, так называемой, интеллигенции и последовательно и широко распространяются в обществе.

Так со всех сторон и с самых противоположных точек зрения «аскетизм» подвергается резким нападкам, доходящим до глумления, до решительного и полного недоразумения. Целые тучи всевозможных недоразумений сгустились около этого вопроса, закрывая для многих саму возможность отнестись к нему с необходимым научным беспристрастием. [28]

Однако охарактеризованное направление, дойдя до nес plus ultra, вызвало, по известному историческому закону, уже ясно и рельефно обозначившуюся реакцию.

Самобытные, активные требования человеческого духа не могли быть окончательно заброшены, забыты и подавлены, и еще прошлому веку пришлось считаться с этими требованиями и в науке и в жизни. В самом деле, сама наука, в лице своих лучших и беспристрастных, достойнейших представителей, должна была, наконец, констатировать, на основании добросовестных и тщательных исследований, несомненность той истины, что «жизнь» далеко не покрывается и не исчерпывается одними механическими соотношениями, которые даже не составляют в ней самого главного элемента. Постепенно выяснилась решительная необходимость допустить влияние на образование и развитие «жизни» психического фактора, – и тем больше, чем выше организация самого существа. Особенно же крайняя односторонность и совершенная недостаточность механического учения о «жизни» обнаружилась со вступлением биологии в двадцатый век. Таким путем стала постепенно уясняться та истина, что главенствующая, определяющая роль в происхождении и процессе «жизни» принадлежит не материи, а духу, за которым была снова признана некоторыми серьезнейшими представителями точной и беспристрастной науки отвергнутая и забытая было самостоятельность и активность.

В связи с этим стали и в науке и в обществе постепенно пробуждаться и распространяться идеалистические или спиритуалистические воззрения. [29]