Асклепий. Часть 5 (СИ)

Камила усмехнулась.

— Именно, Ригель!

Застыв, Ригель неуверенно обернулся, посмотрев на девушку, и тогда же она продолжила:

— Обмен получается нечестный. Боюсь спросить, почему ты на него вдруг решился, м?.. Хотя зачем я задаю такие глупые вопросы, верно? Учитывая, как эта нулевая крутила одну палку, догадываюсь, как она умеет работать и с другими.

Джерар проигнорировал такое высказывание со стороны старшей сестры и просто спросил:

— Так ты согласна?

— За Майка-то? Согласна.

— Отлично, — кивнул Джерар.

— Отлично… — покачал головой тем временем слушавший их все это время Ригель. — Раз с этих пор ты у нас такой крутой, такой особенный, весь из себя прямо Избранный, ради бога, будь им. Но без меня. Сейчас я не лишу тебя твоего плаща, но завтра… Даже не приходи ко мне с просьбами тебе снова помочь. Пусть это сделает Эллиз.

— Беллатрикс, — поправил его Джерар, добавив: — Знаешь, кстати, Камила, почему я назвал ее Беллатрикс?

Девушка с иронией вскинула бровью.

— И почему?

— Потому что это звезда. Ну знаешь… Как Ригель, как Антарес…

Камила рассмеялась.

— О да, Джерар, — прошептала Камила, закатив глаза. — Теперь поняла. Ну что я могу тут сказать еще. Предохраняйтесь главное, а то рождения сверхновой в первый год после явления перед народом даже я тебе не пожелаю.

Почувствовав, как что-то словно встало комом в горле, Ригель сглотнул. Отвратительные. Они оба. И Камила, и Джерар… Какие они оба… были отвратительные. Поджав губы, парень, не став что-либо еще говорить, просто оторвался от перил, обойдя Джерара и направившись на выход с балкона. Да уж… И с этими людьми он жил все это время. Просто да уж.

И вот что в такой ситуации Ригель должен был делать, а главное, что в такой ситуации он должен был думать? Он не знал. Ему просто было обидно. И обидно из-за двух человек. Из-за Джерара и теперь уже из-за Эллиз. Да, обижала его не Камила со своими дурацкими шуточками, Ригель давно к ним привык, обижали его именно Джерар и эта тупая, мать ее, Эллиз. Первый, потому что так открыто вел себя как придурок, и все на зло, лишь бы его побесить. А вторая… Обижала его просто за то, что она родилась и додумалась прийти именно на шестой, первый для Джерара, сезон Больших игр.

С такими мыслями Ригель провел весь оставшийся вечер. Покинув арену еще до конца отборочных испытаний, парень направился в Офрис, и он долгое время бродил, не понимая, где в этом городе ему было место. Точнее, Ригель понимал, где ему было место: там же, где и всегда, — рядом с Джераром, но вряд ли теперь его там кто-то ждал. Джерар ясно дал понять: «кому-то пора замолчать». И Ригелю было больно от мыслей, что под этим «кем-то» Избранный подразумевал его.

Это было нечестно. Нечестно и просто-напросто несправедливо! Ригель знал, порой он мог быть с Джераром чересчур груб, слишком жесток. Вспоминая то, как они поругались до начала этих дурацких Больших игр, парень не упускал из головы мысли: а не перегнул ли он тогда палку? Ригель был в курсе того, как Джерару было важно участие в этих Больших играх; Ригель был в курсе того, сколько ночей парень провел за мечтами о том, как на этих Больших играх для него начнется совсем другая жизнь. Та жизнь, в которой, Ригель был уверен, для него уже не останется места. И такие мысли зародились у парня еще задолго до того, как он впервые поругался с Джераром. Такие мысли зародились у него тогда, когда Джерар озвучил перед родителями прозвище Избранного, которое он для себя выбрал.

Ригель… Это было больно услышать, что Джерар тогда на самом деле назвал его имя, когда Глюон — старший Избранный — спросил, придумал ли Джерар уже себе альтер-эго. И Джерар придумал. Он назвал себя Ригелем. И, похоже, парню на самом деле понравилась эта идея, ведь когда Ригель спросил его, зачем он так поступил, Джерар просто ответил: «Потому что все, что делает меня особенным, — это ты, Ригель. Это ты умеешь создавать то забавное звездное полотно, из которого мы с тобой можем сделать мне плащ. Это ты делаешь меня уникальным».

«Зато ты отнимаешь эту уникальность у меня, и даже этого не понимаешь» — подумал тогда Ригель, но вслух так и не решился сказать. Парень знал, не могло на свете существовать «несколько Ригелей». Не могло за тем самым плащом, которым теперь восхищались миллионы людей, скрываться несколько человек. А значит Джерар, взяв его имя как псевдоним, просто… Плюнул Ригелю в лицо, по факту встав на путь претворения в жизнь всех самых больших страхов «воображаемого друга». Джерар стал обрывать те связи, которые помогали Ригелю верить, что, несмотря на тот факт, будто люди его не видели, он все еще существовал.

Только его Джерар называл именем Ригель. Только к нему парень так обращался, когда хотел о чем-то сказать, но теперь это изменилось. И имя Ригеля перестало быть уникальным, перестало принадлежать только ему. Оно стало принадлежать «им» — им обоим, Джерару и Ригелю. Избранному и его «голосу на подкорке сознания». И даже это Ригель готов был простить.