Аскольдова невеста

— Ты заплатишь моему роду выкуп вдвое больший, чем платил Аскольд, чтобы искупить обиду. Ты поклянешься быть другом и братом моим братьям. А еще… ты удалишь от себя Безвиду и ее дочь Незвану.

Станила переменился в лице. Теперь, когда уже два племени были обязаны ему данью, когда ему достались все сокровища Громолюдова рода, скопленные за многие годы владения волоками, выплатить двойной выкуп за невесту для него не составляло труда. Но удалить Безвиду, которая вырастила его и почти заменила ему мать! Не сказать, чтобы она окружала его материнской нежностью и заботой. До него не раз доходили смутные слухи, будто именно Безвиде его родная мать, княгиня Городислава, обязана ранней смертью — волхвита стремилась занять ее место если не рядом со старым князем, то хотя бы с молодым. Но она водила его по темным тропам Навного мира, она отбила его у Марены, которая занесла острый серп над нитью его жизни еще пять лет назад. Он не мог взять и отослать ее прочь, потому что так захотела невеста. Он даже боялся в душе остаться без кормилицы и ее советов. А еще опасался мести отвергнутой советчицы.

— Этого я не могу сделать. — Он опустил глаза. — Проси чего-нибудь другого.

— Ты сам должен сделать выбор, княже Станиславе. — Из тьмы в дальнем углу выступил Одолень. — Огнедева не сможет жить в одном доме с дочерью Марены. Ты еще не ведаешь всего о той цене, которую ей пришлось заплатить за согласие.

В наступившей тишине каждый — сам Станила, Велем, Краса — слышал только стук своего сердца. Велем и Краса знали, чего им все это стоило, но как раз Станиле не нужно было об этом знать.

— Боги не любят, когда человек считает себя умнее их и пытается по-своему сплести нити с прялки Макоши и Судениц, — продолжал Одолень. — Ты слишком далеко заходишь, княже Станиславе. Ты мог взять свое и на этом остановиться, но ты возжелал чужого. А судьбу и богов обмануть нельзя. Тот, кто пытается вырвать силой у судьбы больше того, что ему предназначено, будет обманут, но только самого себя должен винить. Ты увидел Огнедеву, нареченную невесту другого, и пожелал отбить благословение чужой судьбы. Но ты получишь только то, что можно взять здесь, в Яви. — Волхв грустно улыбнулся и кивнул на замершую в неподвижности девушку. — Ты получишь в жены эту деву, наделенную юностью, красотой, здоровьем, умом и добрым нравом. Но благословение Огнедевы оставило ее, ибо ты разгневал богов своей жадностью. Оно может вернуться, если ты сумеешь умилостивить богов и доказать, что достоин этого дара.

— Оно вернется, — подхватила слепая Даргала. — Я вижу ее путь. Сила раскроется, когда она родит первого сына.

— Но до тех пор эта дева беззащитна перед дочерью Марены, которая ни с кем не хочет делить власть над твоим умом и сердцем, — добавила Радвила. — Чужую судьбу и Огнедеву нельзя получить силой. Ты можешь вырастить свою Огнедеву. Но не допусти, чтобы ее погубили раньше, чем сила вернется.

— Таковы условия, — подвел итог Одолень. — Не она и не мы ставим их перед тобой. Их ставят боги. А спорить с богами бесполезно — они не услышат твоих возражений. Нужно принимать судьбу такой, какая она есть, и выращивать плоды из тех семян, что посеял.

Краса едва стояла на ногах, дрожа от волнения. Одолень и жрицы Числомерь-горы действительно помогли ей. Станиле сказали, что она никакая не Огнедева, и он не сможет упрекать ее, когда откроется, что особой силой она не наделена. Более того, вину за ее бессилие переложили на него же — не сказать, чтобы без оснований. И ее пытаются избавить от Безвиды.

Но ведь он еще может отказаться от невесты, получаемой на таких условиях! И они смогут просто уехать…

Станила, как во сне, сделал несколько шагов, обошел очаг и приблизился к Красе. Велем невольно сделал движение, будто хотел помешать ему, но сдержался. Он тоже понимал, что Одолень и жрицы спасли их всех, и теперь было важно не испортить дела и не загубить достигнутого. Пусть Станила решает сам. Он мужчина и князь, пусть он принимает решение и отвечает за его последствия.

А тот смотрел на девушку, стоявшую на грани пламенного света и тьмы, смотрел и не мог поверить, что никакой особой силы в ней нет. Она была, он чувствовал эту силу, скрытую где-то глубоко, как огонь в кремне.

И Станила сказал совсем не то, чего от него ожидали.

— Прости, — хрипло произнес он и взял безвольную руку Красы. — Прости меня, дурака. Я жизнь твою загубил. Благословение… отнял. Я понимаю — это… почти хуже смерти. Из-за меня все. Но я же не знал. Ты нужна мне. Я не могу больше… с Мареной жить. Сам знал, что упырем стану, если дальше буду с ней. Но… у меня нет никого другого. Не было. Потом ты появилась. Я думал, вот и для меня солнышко взошло. А вот что вышло. Прости. — Он сжал ее руку и приложил к груди. — Я уберу ее… их обеих. Я тебя беречь буду, как перстенек золотой. Я все для тебя делать буду. Ты ни в чем горя знать не будешь. И сила воротится. И сын у нас будет, и второй, и третий. Я тебя любить буду, как сам белый свет. И боги к нам придут. Ты мне веришь?