Аслан и Людмила

— Если деньги некуда девать, так ты их лучше мне отдай… — Вася хорошо поставленным голосом легко перекрикивал музыку. — А я тебе в обмен — маленькую профессиональную тайну… Цитата из классиков — всего за двадцать баксов.

Он поднял указующий перст и, почему-то грассируя «р», артистично продекламировал:

Покрова Майи потаенной
Не приподнять моей руке,
Но чуден мир, отображенный
В твоем расширенном зрачке.

— Кислотный глаз, точно — сама красота! Молодец! Жму автору руку! — Сосед справа повернул могучий торс к субтильному Васе и протянул лапу.

— Чуть позже будет такая возможность. Владислав Фелицианович скончался в 1939 году, — скорбно ответил Финн.

Мила молча допивала через трубочку купленный Васей коктейль, подперев голову ладонью. А он вдруг нагнулся почти что к самому ее уху и сказал.

— У тебя вообще как со здоровьем? Головка не болит?

— У меня, Васька, все болит. Даже дышать тяжело.

— Хочешь повеселиться — на. — И дотронулся до нее под столом пальцами. Она встретила его руку и нащупала толстую круглую таблетку. — Можешь запить. Будет хорошо.

— Это оно самое? — спросила она одними губами, оживившись.

— Оно. Оно самое. Давай, пей. — Вася многозначительно кивнул, глядя, как она это делает. — Чистый аспирин У пса. Забирает на раз.

Она вышла из клуба. Ветер был осенний и пронзительный. Она застегнула молнию на плаще до самого подбородка. Достала из сумки перчатки. Опять впереди на сколько хватало глаз были только холода, холода, холода. И дорога против ветра.

Было одиннадцать. Время еще детское. Мама в таких случаях ее раньше часа не ждала. На противоположной стороне улицы маячил зеленый крест круглосуточной аптеки. Вот как удачно. Туда она и направилась.

А когда вышла, то позвонила Аслану на мобильный. Никто не отвечал. Как она это ненавидела. Выключал бы хоть телефон. Была бы какая-то надежда, что включит и ответит. А так — забыл он его, что ли, где-то? И что теперь? Но запал у нее сегодня был сильный. И она решила.

Поймала машину и поехала к нему. Райончик был еще тот. Окна в его квартире были темными. Она совсем обозлилась. Вошла в парадную. Добралась до его двери, раз десять позвонила, а потом даже треснула по ней кулаком. Оказалось, что это очень больно, когда делается от души. Пришлось на кулак дуть. А потом она села на лестнице, прислонила голову к разрисованной мелкими поганками стене и приготовилась ждать хоть до самого утра.

Глава 14

Я не знаю, ты жив или умер, —

На земле тебя можно искать

Или только в вечерней думе

По усопшем светло горевать…

Мне никто сокровенней не был,

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл.

Анна Ахматова

1914 год. Галиция

Перед самой войной Людмила по совету Федора Ивановича Ушинского, семейного доктора Ратаевых, уехала на лечение в немецкий курорт Киссинген. Курс лечения водами уже подходил к концу, когда она стала свидетельницей необычного праздника, устроенного местными властями.

На центральной площади были возведены деревянные декорации, очень похоже изображавшие Кремль и собор Василия Блаженного. Откуда-то сверху из динамиков зазвучало «Боже, царя храни». Людмила в недоумении смотрела на фанерную Москву, не понимая, к чему это, зато толпа местных жителей, видимо, хорошо понимала происходящее. В этот момент с двух сторон посыпались снопы искр, затрещали петарды, огни полетели в московские святыни. Деревянный кремль загорелся, за ним — Василий. Сверху торжествующе грянул «Полет Валькирии» Рихарда Вагнера. Под аплодисменты и одобрительные крики толпы пылающий макет Москвы с грохотом рухнул на землю.

Людмиле Борской показалось, что она сходит с ума. В поисках какой-нибудь поддержки она оглянулась по сторонам. В двух шагах от нее стояла русская супружеская пара, с которыми она как-то познакомилась в парке — генерал Брусилов с женой.

— Что же это такое происходит?! — бросилась к ним Людмила.

— Разве вы не видите, милая моя Людмила Афанасьевна, — ответила ей генеральша. — Вот чего им так хочется! Они уже забыли, что русские казаки когда-то спасли их Берлин. Ведь так, Анатолий?

Генерал Брусилов смотрел туда, где догорали деревяшки и картон, уже мало напоминавший Москву.

— Еще не известно, чья возьмет, — сказал он еле слышно, но тут же спохватился: — Вот что, дорогие дамы. Дело близится к войне, это очевидно. Как старший по званию, я беру командование на себя и потому приказываю нашему прекрасному воинскому подразделению немедленно ехать в Россию. И это уже не шутки…