Аспид

– На все воля Бога, а я – его орудие. – Мой отец шагнул к Харту, откинул его голову и снова приставил кусок стекла к горлу. Крохотные капли крови выступили там, где стекло впилось в кожу. Я подбежала к отцу и упала перед ним на колени:

– Я согласна, я согласна на аборт! Оставь его в покое! Оставь его!

– Вот и договорились, – кивнул мне отец, бросая стекло на пол. – Ты увидишь своими глазами, что внутри тебя звереныш, утыканный шипами, и что я спас тебя от страшной участи растить Антихриста.

Из полумрака смежного помещения вышел Флинт в засаленном халате и протянул мне руку. Вот оно, истинное порождение дьявола: седые волосы, серое лицо со светящимися в полумраке белками глаз, сухая кожа, похожая на пергамент.

– Кристи, нет, – застонал Харт, обращая ко мне израненное лицо. – Не соглашайся на это!

Я стиснула зубы и повернулась к отцу.

– Поклянись мне Богом, что отпустишь Гэбриэла. И больше не будешь давать наркотики Рейчел. Поклянись.

– Клянусь, – ответил отец. – Ради такого дела…

– Кристи! – взревел Харт, раскачиваясь на стуле. – Твоя жертва будет напрасной! Зачем ты хочешь спасти меня? Я никогда не любил тебя. Никогда. У меня не получалось испытывать к тебе ничего, кроме жалости и банальной похоти.

Флинт подошел ко мне, и я вздрогнула, когда его пальцы сжали мое плечо. На груди Флинта болтался крестик на нитке, и отчего-то мне захотелось сорвать его.

– Когда ты ушла, я занялся с Эммой любовью! Слышишь? – выпалил Харт. – Прямо на том самом месте, где забавлялся с тобой за минуту до ее прихода. И еще я был с ней в ту ночь, когда тебя похитили Стаффорды. Пока ты ждала меня дома с ужином, я трахал другую в гостиничном номере.

– Гэбриэл, пожалуйста…

– Этого по-прежнему не достаточно, чтобы тупая овечка внутри тебя поверила? – хрипло рассмеялся он. – Я всегда, всегда был со Стаффордами заодно. Дэмиен – мой сводный брат. Почему, думаешь, я не явился за тобой, когда он похитил тебя? Потому что мне было все равно. И еще у меня были дела поважнее. С Эммой.

– Замолчи! – заорала я ему, стряхивая с себя руку Флинта и отскакивая от мерзкого старика. – Не делай все хуже, чем оно есть! Я хочу сохранить в сердце любовь к тебе, а не ненависть, идиот!

– Боже, какая драма, – улыбнулся мой отец. – Флинт, ты слыхал?

– Когда ты узнала, что я по-прежнему работаю на Джо, и предложила мне проваливать, знаешь, что я испытал? Счастье! Счастье наконец свалить и не изображать влюбленного. Вернуться в город и жить так, как жил раньше. Что ты хочешь доказать своей жертвенностью? Зачем ты отдаешь ребенка во имя меня? Ведь я все равно не буду тебя любить, так хотя бы дочь будет. Ты все равно не добьешься меня. Мы не будем вместе. Дурочка, ты предашь единственное существо, которое могло бы любить тебя!

– Значит, единственное? – переспросила я, утирая слезы.

– Да! Хотя чего ждать от аспида, который предает всех вокруг, – усмехнулся Харт, сплевывая кровь. – Свой клан, свою семью, а теперь вот и свое дитя.

– Сукин сын, – выдохнула я. Глаза жгло, слезы покатились по лицу. – Какой же ты сукин сын! Да катись ты к черту!

Я повернулась к отцу, утирая катившиеся по лицу слезы:

– Сними с меня наручники! Я хочу просто врезать ему! Врезать ему за все! Подонок!

Отец расстегнул мои наручники, блаженно улыбаясь и явно предвкушая зрелище. Я подошла к Харту и пнула ножку стула, к которому тот был привязан.

– Ты хотел сделать мне больно? У тебя получилось. А теперь я сделаю больно тебе. Сначала отрежу твой язык, чтобы ты больше никогда не смел называть меня аспидом. А потом член, чтоб ты больше не смог трахать эту паршивую суку! Отец, дай мне нож!

Он недолго думая протянул мне клинок – тот самый, которым угрожал мне. Я взяла нож, разглядывая Харта в упор.

– Лучше просто перережь ему горло, – сказал мне отец, склонился над Хартом, схватил его за волосы и откинул голову. Пытки доставляли моему отцу удовольствие. Кто знает, может, именно по этой причине внашем доме было так много распятий и картин, изображавших ад…

Гэбриэл смотрел на меня расширенными красными глазами. Но в них не было ужаса, только бесконечная усталость. И еще любовь. Словно умереть от моей руки было бы для него счастьем и избавлением.

Я сжала нож крепко-крепко. Он больше не был вещью, предметом – теперь он был продолжением меня. Смертоносным жалом, заточенным когтем, острым клыком. Последним шансом на спасение. Я задержала дыхание, резко развернулась, и моя рука, словно атакующая змея в броске, вонзила нож в живое тело, в живую плоть…

Кровь хлынула на мои руки. Отец потерял равновесие и рухнул на колени, прижав ладонь к шее. По подвалу раскатился его хрип, кровь заклокотала в его горле.

Я осела на пол, не в силах поверить в то, что сделала.

Я убила своего отца.

Я его убила, как в том страшном предсказании, о котором он то и дело вспоминал…

– Кристи, – послышался голос Харта. – Кристи, не смотри на него. Дай мне нож!