Ассасин

— Я всего лишь хочу сказать, что ты не делаешь это… с любыми, — я имела в виду «на заказ», — не берешь в руки любое фото, приложенную в конверте сумму денег, а после не пускаешь пулю в лоб. Бездумно, по чьей-либо… просьбе.

— И тем не менее я подчиняюсь приказам.

— Да, но ты подчиняешься Начальнику — человеку, знающему, как навести порядок на Уровнях. Ты перед этим анализируешь, думаешь.

— Вот как раз это не приветствуется. Думать нам не запрещают, но мысли строго контролируют. С этим и связаны камни.

— С чем?

— С заслугами.

— Какими заслугами?

— Каждый камень — награда Комиссии за пройденный тест. За то, что я думал и вел себя так, как они того хотели.

— В смысле — тест?

Рен долго смотрел мне прямо в глаза. Смотрел тяжело, чуть зло и печально. Затем вздохнул.

Лайза больше не жевала бутерброд — кажется, один за другим она съела их все. Теперь из-под козырька панамки на меня смотрели ее огромные и полные любопытства широко распахнутые глаза.

— И что? Что он ответил?

— Слушай, ты не обгорела? У тебя вся спина красная, ты скоро пузырями покроешься.

— Эй, ты как Рен! Не уходи от темы, на самом интересном месте остановилась, блин!

— Да расскажу я дальше, не волнуйся. Но может, напоследок искупаемся, а потом пойдем и поищем лес, про который говорила Нисса? А то уже четыре часа, пока доберемся туда, пока назад. А там и поговорим.

Этот лес Нисса обозначила для нас на карте кружком, сказала, что там много черники.

— Если наберете, сделаю джем для булочек — вкусный, пальчики оближешь.

Нас привлекал не джем, но сам процесс. Лежать на берегу надоело, захотелось полазить на корточках, пособирать ягоды, в конце концов, банально хотелось в тень.

И потому мы принялись собираться. Быстро обкупнемся, быстро снимемся с места.

— Элли, так что это были за тесты, он рассказал?

Я кивнула.

— Рассказал.

— И что значили символы на камнях, тоже рассказал?

— Ага.

— Ну тогда поделись.

— Купаемся — и в лес. Там поговорим.

Лес оказался редким и светлым и пах так густо, что хотелось втянуть в себя все запахи и парить-парить-парить с глупыми от счастья глазами. Все-таки природа — волшебница. Ничто на свете не пахнет лучше прогретых смолянистых стволов, теплой коры, покрытой мхом земли и раскинувшегося ковром разнотравья. И черники здесь росло действительно много. Стоило ступить на опушку, как ни шагу не обходилось без того, чтобы мы не приседали в траву.

— Смотри, какой куст! Тут с одного полмешочка будет!

Полиэтиленовые мешочки Нисса предварительно сложила нам в кармашки рюкзаков — обо всем позаботилась, — теперь мы собирали в них пухлые сизые ягоды. Теплые на ладонях, сочные на языке.

— Сладкая какая…

Кажется, Лайза на время забыла о собственном любопытстве — изредка почесывала покрасневшую кожу плеч, отмахивалась от мошек и складывала в рот все, что срывала с куста.

— Так ты в мешочек не насобираешь.

— Зато я насобираю в себя, — она улыбнулась, — и вообще, тут ее столько, что всему Уровню бы хватило. Может, начнем продавать?

— Возить отсюда и торговать черникой на рынке?

Я представила нас — обожженных, в кепках и с облупленными носами — с лотками у прилавка. Довольных, сытых, вечно пахнущих хвоей.

— Хи, а почему нет?

Мы балдели. Слишком тепло, слишком хорошо и невероятно легко на душе. Наверное, вот так надо жить, когда счастлив. Еще бы так получалось всегда…

— А что там про эти тесты?

Она не забыла; я почесала щеку.

— Оказалось, что каждый камень значит какое-то слово. Их гравировала Комиссия, и поэтому они такие гладкие и странные, нечеловеческие. Я попросила Рена тогда прочитать мне все слова…

— И он прочитал?

— Угу.

На ветках прямо надо мной заливисто пели птицы, я на мгновенье заслушалась.

— Выяснилось, что каждое слово — это указание на то, за что именно был дан камень. Например, «верность», «рациональное мышление», «внимательность», «адаптивность», «осознанность», «аналитика», «интеллект», «эмоциональная устойчивость», «прагматичность», «выносливость», «динамика и сенсорика», «интуиция», «контролируемая жестокость».

— Жестокость?

— Да.

Теперь я понимала, почему Рен тогда вздыхал. Ведь теперь я знала, чему и как именно его обучали в серых стенах невидимого здания.

Ягод получилось набрать два мешка. С горкой. Мы несли их в руках, чтобы не помять, — даже завязать не получилось. Вернулись довольные, умиротворенные, напрочь объевшиеся, на лицах улыбки, под ногтями чернильные разводы. И сейчас сидели на чердаке, свесив ноги в окно, смотрели, как над холмами гаснет день.

Медленно синело небо, густел воздух, тонкой, почти невидимой пеленой расстелился над полем туман. Посвежело. Пахло стружкой, досками, разбросанным по полу сеном, а еще джемом, который на первом этаже варила Нисса.

— Хорошо здесь, да?

— Хорошо.

Наши красные лица багровели даже в неверном вечернем свете. Мы обе смотрели вдаль на неровную, но завораживающе-плавную линию холмов, которую уже зрительно выучили наизусть.

— Куда завтра?

— Поможем Эду в конюшнях. А потом, может, выдвинемся с ним на конную прогулку?