Assassin's Creed. Ересь

Саймон спустился с платформы «Анимуса» и направился к стеклянной витрине, на которой мирно покоился открытый деревянный футляр с мечом. Он пристально всмотрелся в артефакт, пытаясь разгадать его тайну.

– Саймон?

– Мм?

– Вы же знаете, что я в этом деле на вашей стороне?

Саймон растерялся настолько, что готов был потребовать от Виктории немедленных объяснений. Потому что он искренне хотел верить ей, но вместе с тем он полностью доверял Анайе, которую знал значительно дольше, чем Викторию. Единственное, на что он мог надеяться: она во всей этой интриге не главное действующее лицо.

Беззаботно, словно все идет так, как должно, он закрыл футляр и защелкнул замками.

– Возьму с собой в офис. Если что-то вспомню, на что не сразу обратил внимание, пусть он будет у меня под рукой.

Хэтэуэй похлопал рукой по футляру и направился к выходу из зала «Анимуса».

– Саймон, я не уверена, что вам можно это делать, – сказала Виктория, и снова голос ее звучал обеспокоенно.

Профессор остановился, обернулся и посмотрел на нее:

– Виктория, я директор Центра исторических исследований. И мне можно это делать. Вы что, думаете, я с ним отправлюсь прямиком в Британский музей или в аукционный дом «Сотби»? Завтра я его верну. – Он ободряюще улыбнулся и непринужденно кивнул в сторону лифта.

Пока Саймон шел по коридору к своему офису и нес футляр с бесценным мечом Эдема, будто это была коробка с розами, он кое-что понял.

Пора прекращать бояться.

Он, Саймон Хэтэуэй, сын и внук тамплиеров высокого ранга. Он тамплиер по праву рождения. Он был магистром до того, как его избрали одним из девяти – из девяти! – членов Внутреннего Святилища ордена. Пришло время вести себя в соответствии со своим положением. В чем преимущество состоять во Внутреннем Святилище, если за тобой следят? Или действуют по формуле Джорджа Оруэлла: «Все животные равны, но некоторые более равны, чем другие».

Что-то в его исследованиях заставило кого-то из тамплиеров – возможно, Риккина, а возможно, того, перед кем Риккин отчитывается, – сильно заволноваться. И это что-то не меч, потому что Саймон поклялся сделать все, что в его силах, чтобы вернуть мечу его мощь. И не информация об ассасинах, потому что он по долгу службы обязан находить и идентифицировать Наставников, потерянных в глубине веков.

Нет, тут что-то другое. Что-то такое, что Риккин, или тот, кому он отдает приказы, или тот, кому он сам подчиняется, не хочет, чтобы он, Саймон, это что-то нашел. Или, напротив, хочет, чтобы Саймон нашел, а он у него забрал. Это что-то – очень важное и опасное. Но Саймон больше ничего не будет бояться.

Пусть они утыкают жучками весь его офис, квартиру, машину и даже «Бурю». Пусть залезают в его компьютер и мобильный. Пусть заменяют наемных сотрудников на оперативных агентов или кого похуже. Все это не имеет никакого значения. У него есть книги, есть голова, по крайней мере на данный момент, и доступ к «Анимусу».

И он использует все это по максимуму.

Риккин сидел на заднем сиденье «роллс-ройса-фантома», вытянув ноги и рассеянно наблюдая за проплывавшими за окном улицами Лондона. Он разговаривал по телефону с дочерью. Через несколько дней он должен быть в Мадриде, и София ждет его приезда. Он прервал разговор на полуслове: сигнал телефона сообщил о поступившем сообщении. Алан посмотрел на экран, проверяя имя отправителя сообщения, и прервал разговор, пообещав Софии перезвонить позже.

Улыбка заиграла на его тонких губах, когда он прочел послание доктора Бибо: «О снята. Видела М в действии».

«Наконец-то», – пробормотал Риккин, набирая ответ.

«Когда потерян?»

«Пока неизвестно».

«Как скоро будут результаты?»

«Неизвестно».

Риккин перестал улыбаться и набрал: «Найдите безопасное место для разговора». После этого он перезвонил Софии и завершил прерванный диалог, а затем продолжил смотреть в окно. Начался дождь, холодный и довольно сильный, но улицы были еще полны народа. Прохожие горбились под одинаковыми черными зонтами – будто иные зонты иметь им кто-то запрещал, – прятались под навесами, находили укрытие, где можно было наскоро покурить, спорили за место в очереди на стоянках такси. Практически все лица – мужские, женские, молодые, старые – были либо злые, либо испуганные либо выражали тупую покорность.

– Вот они, «люди», – пробормотал Риккин.

Жалкие создания, о которых ассасины так пекутся. Но для него этот сброд с их ничтожными заботами ничего не значил. По его мнению, эти люди не имели никакой ценности для ордена, который так много принес в жертву и так много страдал во имя идеи усовершенствовать род человеческий, которая сама по себе была более достойной, чем все эти жалкие существа.

У Риккина на скулах заходили желваки, когда он начал искать в телефоне нужную ему информацию. Нашел – и в его черных глазах вспыхнули искорки. Генеральный директор «Абстерго» плотно сжал губы в напряженной задумчивости.

«Так-так, – пробормотал про себя Риккин, – двигаться вперед нужно очень осторожно. Предельно осторожно».

Мобильный завибрировал. На его требование поговорить Виктория ответила: «Хорошо».