– Всего лишь оштрафована?! – Иван Тимофеевич потрясенно вскинул на него глаза и сглотнул, словно потеряв дар речи, потом, через несколько долгих секунд, тихо повторил, не веря: – Оштрафована…
Медленно повернувшись, он достал ключ, и, открыв дверь в свою квартиру, переступил порог и молча захлопнул дверь за собой. Чувствуя, как его всего колотит, он привалился спиной к двери и замер, не в силах сделать следующий шаг в опустевший дом.
«Господи! Как же ты это допустил?! Где ты?! Почему не наказываешь?! Почему не уберешь Зло из нашего мира?!» – вопрошал он в отчаянии невидимого Создателя, Судию и Защитника.
Но Создатель молчал, и именно в эту минуту осознания лютой несправедливости в мире Иван Тимофеевич и понял свое предназначение.
«Бог не может быть ассенизатором и подчищать за нами нашу грязь, это дело самих людей. Бог, когда чаша Его терпения переполняется, наказывает всех скопом – достаточно вспомнить тот же Потоп, или сожжение Содома и Гоморры, чтобы понять это… Значит, кому-то нужно взять на себя миссию ассенизатора, чтобы не переполнилась вновь чаша Божьего терпения… Я буду таким Ассенизатором… – решил он. – Зло должно быть вычищено из нашего мира! А подобное должно наказываться подобным…».
Иван Тимофеевич неожиданно отчетливо вспомнил историю, которую он читал в детстве. В ней рассказывалось об одном фашистском чине, которого пытались достать и убить антифашисты, а он находился под очень серьезной охраной и, кроме того, при нем всегда была свирепая овчарка, которая слушалась только его. И тогда доктор, сочувствующий антифашистам, сделал этому чину вместе с комплексом витаминов укол совершенно безвредного препарата, который всего лишь менял у человека запах пота… В итоге, последовавшая за этим встреча с любимой овчаркой стала для этого чина последней…
Вспомнив эту историю, Иван Тимофеевич долго просидел в коридоре, в задумчивости уставившись незрячим взглядом в стену.
Через десять дней, в воскресенье, рано утром в квартиру Ивана Тимофеевича позвонили.
Он еще спал, и потому не сразу услышал звонок. Накануне он справил поминки – девятый день со смерти мамы, и лег поздно.
Поднявшись с постели под нетерпеливый перезвон колоколов, заменяющих ему дверной звонок, он открыл дверь и впустил в квартиру чем-то очень возбужденную Ольгу Ивановну.
– Ванечка, у Светки явно что-то произошло! – глядя на него испуганными глазами, выпалила та. – Ее саму уже дня три не видно, а собака все время то лает, то рычит, то воет. Просто невозможно слушать. Я уже и в дверь звонила, но Светка не открывает.
– Да, я вечером тоже слышал лай, – кивнул он. – Но это же для них обычное дело… Если подозреваете, что там что-то неладно, вызовите милицию…
– А, может, ты позвонишь? – с надеждой спросила она.
– Нет уж, увольте! – отрезал Иван Тимофеевич. – Я для этой женщины ничего делать не буду…
– Понимаю тебя, Ванечка, понимаю, но надо же все-таки что-то сделать.
– Идите на кухню, там стоит телефон. А я звонить не буду, – мрачно отрезал Иван Тимофеевич и пошел в ванную умываться, все равно ведь теперь уснуть не дадут…
Сквозь шум воды он услышал, как Ольга Ивановна разговаривает по телефону, и удовлетворенно улыбнулся.
Умывшись, он вышел из ванной.
– Ну что, дозвонились? – спросил он пригорюнившуюся у окна соседку.
– Дозвонилась, сейчас приедут. Ой, чего-то мне страшно… Предчувствие какое-то нехорошее… – запричитала та.
– Да будет вам, Ольга Ивановна, расстраиваться! – насмешливо сказал Иван Тимофеевич. – Я-то точно не заплачу, если там даже что-то и произошло. Она убила мою маму, из-за ее собаки тетя Вера теперь инвалид, а ей хоть бы хны! Ну, присудят ей выплатить какие-то копейки, разве же это справедливо?! Человека-то не вернешь!
– Ой, не говори, Ванечка! Плохо, очень плохо получилось с Полиной Викторовной. Да видишь, законы-то какие у нас… – согласилась с ним Ольга Ивановна. – Ну ладно, пойду я.
Закрывая за ней дверь, Иван Тимофеевич слышал, как в квартире напротив беснуется и лает собака.
Вскоре подъехала милиция. Иван Тимофеевич наблюдал в глазок, как два милиционера, остановившись перед дверью Светланы, терпеливо жали на звонок. Собачий лай стал громче, видимо, Грей подбежал вплотную к двери, почуяв чужих.
Милиционеры посовещались, и один из них направился к квартире Ивана Тимофеевича. Тот инстинктивно отпрянул от двери.
Раздался звон колоколов. Иван Тимофеевич выждал несколько секунд и открыл.
– Доброе утро, – поздоровался милиционер, которого Иван Тимофеевич уже узнал – тот тоже приезжал, когда умерла мама. – Мы не можем дозвониться до вашей соседки. Не знаете, дома ли она?
– Я уже несколько дней ее не видел, – ответил Иван Тимофеевич, и осторожно добавил: – Да и не до нее мне было, знаете ли…
– Да, я помню, – кивнул милиционер, сочувствующе посмотрев на него. – Но, боюсь, нам придется вскрыть ее дверь. Попрошу вас быть понятым.