Ассимиляция

Через день они добрались до здания Южного предела. Болото расползлось, достигало теперь внутреннего двора, вода просачивалась сквозь щели в плитке, плескалась у бетонных ступеней, ведущих внутрь. Аисты и ибисы построили свои гнезда на полуобвалившейся крыше. Кругом виднелись следы пожара, огонь выжег изнутри здание в том месте, где находился научный отдел, на стенах красовались черные отметины. Никаких признаков живых людей. Чуть ниже виднелся пруд, рядом – тонкая сосна, увешанная гирляндой из лампочек. Теперь она была фута на два выше, чем когда Кукушка видела ее в последний раз.

Не сговариваясь, они подошли к углу здания. В стене зияла огромная дыра, виднелись три этажа пустых, заваленных мусором комнат. А дальше, за ними, все тонуло во тьме. Они простояли тут какое-то время, прячась за стволами деревьев и созерцая эти руины.

Грейс не почувствовала, как здание медленно сделало один вдох, потом – второй, как оно дышало. Она не чувствовала эхо в самом сердце Южного предела, говорившее Кукушке, что место это создало свою собственную экологию и биосферу. И что нарушать ее или войти было бы ошибкой. Время экспедиций прошло.

Они не стали задерживаться, искать выживших и заниматься другими обычными и, пожалуй, глупыми в таких обстоятельствах делами.

Теперь им предстояло пройти через самое суровое испытание.

– Что, если там нет никакого мира? Того, что мы знаем? Или мир есть, но выхода в него нет? – спрашивала Грейс, не замечая, в каком прекрасном и богатом мире находится.

– Скоро узнаем, – ответила Кукушка. Взяла Грейс за руку, крепко сжала ее в ладони.

Что-то в словах Кукушки успокоило Грейс. Она улыбнулась и кивнула:

– Да, узнаем. Непременно узнаем. – Обе они могли узнать куда больше, чем любой человек, все еще живущий на планете Земля.

Просто обычный день. Еще один обычный летний день.

И они двинулись вперед, бросая камушки, чтобы найти невидимые очертания границы, которой, возможно, больше вовсе не существовало.

Они шли вперед долго-долго и все бросали камушки в воздух.

Эпилог. Призрачный свет

000Х: Директриса

Ты сидишь в темноте за своим столом в Южном пределе, до отправки двенадцатой экспедиции остается несколько минут. Рядом на полу стоит рюкзак, пистолеты лежат в наружных сетчатых карманах, на предохранителях, не заряжены. Ты оставляешь за собой страшный беспорядок. Книжные полки переполнены, в записях уже никому не разобраться, свалены как попало, без всякой системы. Слишком уж много вещей не имеют смысла, или имеют смысл только для тебя. К примеру, растение и старый мобильник. Или фотография на стене, на которой ты видишь Саула Эванса.

Письмо к нему лежит у тебя в кармане. Тебе как-то неловко. Ты словно пытаешься сказать ему то, что не требует слов, сказать человеку, который, возможно, вовсе не сможет это прочесть. Но есть вероятность, что это будет походить на надписи на стенах башни: сами по себе слова не важны, важно то, что ты пытаешься ими передать. Может, самое важное – это выплеснуть их на страницу, чтобы укрепить их у себя в сознании.

И ты в тысячный раз мучительно задумываешься о том, что, возможно, не до конца продумала свои действия. У тебя есть выбор. Можешь оставить все, как есть, как было прежде. Или… ты все же сделаешь это, и ненадолго вырвешься из тьмы, из молчания, и окажешься на дороге, по которой нельзя вернуться назад. Даже если ты выживешь.

Ты уже говорила обо всем этом Грейс, сказала ей все, что должна была сказать, чтобы та не сомневалась: все будет в порядке. И говорила все это любя, желая успокоить ее, вселить уверенность. Поддержать морально. И ты почти поверила, что она тебе поверила, ради твоего спокойствия и блага. Когда я вернусь. Когда мы решим эту проблему. Когда мы…

В кабинет заглядывает бледная любопытная физиономия, голова слегка склонена набок. Это Уитби, из кармана рубашки высовывается мышь – розоватые, почти прозрачные ушки, круглые черные глазки, крохотные лапки, похожие на человеческие ладошки.

Ты вдруг чувствуешь себя старой и безнадежно усталой, и все начинает казаться таким далеким – кресло, дверь за ним, дальше коридор, и Уитби, и каньон, зияющий где-то за многие мили отсюда. И ты тихо всхлипываешь, потом втягиваешь ртом воздух, пытаешься успокоиться. Даже покачиваешься от охватившего тебя на секунду отчаяния среди этой никому не нужной груды бумаг. И все равно знаешь: внутри у тебя есть стержень и он не должен сломаться.

– Помоги мне встать, Уитби, – говоришь ты, и он помогает. Этот маленький человечек сильнее, чем кажется на вид, он удерживает тебя, хоть ты и навалилась на него всем весом.