Ассимиляция

Грейс восприняла этот вопрос благодушно. Кукушка понимала, что женщина все еще оценивает ее, и никак не могла понять, о чем она думает. Может, Грейс согласилась на эту авантюру, думая, что Кукушка – это действительно секретное оружие? Одно она знала точно: пока Грейс была с ними, ее шансы переговорить с Контролем с глазу на глаз свелись к нулю, что в любом разговоре будут участвовать все трое. Это тревожило ее, потому что Грейс она знала даже хуже, чем Контроля.

– Не хочу туда подниматься, – сказал Контроль. – Не хочу. Я считаю, нам нужно как можно скорее уйти с открытой местности. И как можно скорее добраться до нашей цели.

– По крайней мере, здесь, кажется, никого, – заметила Грейс. – Похоже, что Зона Икс резко сократила вражеские ряды.

Да, это было к лучшему, пусть даже и звучало жестоко. Но взгляд, который бросил на Грейс Контроль, говорил о том, что он еще не избавился от совершенно неуместной здесь сентиментальности, свойства, принадлежавшего другому, внешнему миру.

– Что ж, позвольте мне пополнить эту коллекцию, – сказала Грейс и швырнула островной отчет биолога и журнал в темный провал двери.

Контроль смотрел в эту темноту с таким видом, точно она совершила ужасный поступок, который требовалось исправить. Но Кукушка так не считала. Просто Грейс пыталась освободить их.

«Никогда еще сцена не могла быть столь живой без движущихся по ней душ». Это предложение, прочтенное в колледже, сопровождало биолога после переезда в город и вернулось к Кукушке, когда она стояла на пустой парковке и наблюдала, как белка-летяга бесшумно перемахивает с одного телеграфного столба на другой. В тексте шла речь о городских пейзажах, но биолог прикладывала его к миру природы или, по крайней мере, к тому, что можно было считать дикой местностью, хотя люди изменили мир настолько, что даже Зона Икс не смогла полностью уничтожить все их знаки и символы. Кустарники и деревья, представляющие инвазивные виды, были лишь одной стороной этого явления; другая заключалась в том, что даже еле заметная тропинка, протоптанная человеком в зарослях, меняла топографию местности. «Единственный способ сохранить окружающую среду в ее первозданном виде – это полное отсутствие нашего вмешательства, а для этого нужно, чтобы все мы исчезли». Вывод, который биолог исключила из своей диссертации, но не смогла выгнать из головы, а теперь он пылал в сознании Кукушки и, даже подвергнутый холодному анализу и отчужденный вместе с другими принадлежавшими не ей воспоминаниями, все равно сохранял определенное влияние. Особенно в свете воспоминания о глядящих на нее тысячах глаз.

Они продвигались в глубь континента, и крупные предметы исчезали, открывая глазу мелкие и незабываемые: вот полевой лунь темной полоской пролетает низко над водой; а вот характерный след уже на воде, там, где проплывает мокасиновая змея, или щитомордник. А вон там, подальше, на удивление высокая трава, каскадом, точно волосы, спадающая на землю.

Ее вполне устраивало молчание, но Грейс с Контролем были настроены по-другому.

– Я скучаю по горячему душу, – сказал Контроль. – И по коже, которая не чешется с ног до головы.

– Так вскипяти воды, – сказала Грейс, точно предлагала решение сразу двух проблем. Словно это недовольство Контроля было дурацкой прихотью и он должен был мыслить более высокими категориями.

– Это не одно и то же.

– А я скучаю по крыше Южного предела, – сказала Грейс. – На ней можно было стоять и смотреть на лес.

– Ты ходила на крышу? Как это тебе удавалось?

– Сторож нас пускал. Директора и меня. Мы стояли на крыше и строили разные планы. – В голосе ее проскальзывала ирония.

Кукушка уже успела отметить эту ее тоску, эту невидимую связь с кем-то отсутствующим. Кого ей действительно не хватает? У них слишком мало времени, чтобы тосковать о чем-то или ком-то. Этот разговор был настолько ей неинтересен, что она вновь задумалась о том, что будет делать, если вдруг встретит Слизня. Что, если сама она является «спящим агентом» силы куда более древней, чем Южный предел или Зона Икс? Кому она на самом деле подчиняется: бывшей директрисе? Или ей же, но когда она была девочкой, играющей на черных камнях у маяка? А какому хозяину служил смотритель маяка? Было бы проще, если бы она могла думать о каждом человеке в этом уравнении по отдельности, как о самостоятельной величине, но всё было не так просто.