Ассира

Смерть постоянно играет со мной, преследует меня, идет по моим следам. Смерть иногда смеется надо мной, дает остро почувствовать жажду жизни. Иногда она сжимает мое горло, заставляет биться в конвульсиях, хватать ртом воздух. Иногда она вдавливает меня в землю так, что зубы впиваются в мягкость почвы, горький вкус которой остается на губах. Смерть пугает меня своей властью снова и снова. Но я ее не боюсь. В этом вся загвоздка. Я не нужна ей такая храбрая. Поэтому и живу. Победу одерживает не тот, кто силен, а тот, кто смел. Я не раз уже в этом убедилась.

Был обычный весенний день. Прошла неделя после нашего с Алисой дня рождения. До сих пор самая насущная тема для обсуждения была “мне уже тринадцать, я уже взрослая”. Папа и мама были на удивление добрыми, не ссорились, не выясняли отношения. Папа уже полгода как не встречался со Светланой, чему я была сильно рада. Оказывается, Света захотела, чтобы он ушел из семьи, а папа этого сделать так и не смог, поэтому остался без модели и без любовницы. Но я им гордилась. Это был поступок настоящего мужчины – сохранить семью и разбить любовь, в которую я ни капли не верила. Мама за последние полгода сильно похорошела от его мужского внимания. Мы с Алисой с удивлением наблюдали за тем, как папа игриво щиплет маму за зад, а она хихикает от удовольствия, словно девчонка.

Но выясняли отношения они по-прежнему громко и неугомонно. Весь подъезд, наверное, знал о том, что Гриша потратил последние деньги на свои чертовы краски, а Марина, стерва такая, поломала ему за это мольберт. Все как всегда: художник и жена художника. Небо и земля. Отец мне говорил, когда мы рисовали вдвоем в его мастерской, что когда-нибудь я встречу мужчину, и он будет точно так же далек от искусства, как наша мама.

– Он будет рвать твои эскизы и выбрасывать краски в окно. И твое сердце будет каждый раз разбиваться от горя. Потому что каждый эскиз – это маленькая жизнь.

– Ох, нет. Тогда я вырасту и выберу себе нормального мужчину. Художника.

– Нет, Деревце. Не выбирай, пожалуйста, художника. Выбирай любого другого. Просто прячь от него свое искусство подальше, – сказал грустно отец.

Так вот, в тот весенний день, кажется, это был понедельник, мы должны были вечером ехать в кино. Наша семья сейчас была очень похожа на обычную семью. Мы даже иногда гуляли вчетвером по воскресеньям. Правда, до магазина и обратно. Но и это уже был прогресс. В тот понедельник с самого утра мы с Алисой жили ощущением вечера. У нас были каникулы, до начала учебы была целая неделя. Жизнь была похожа на рай. А потом рай закончился, потому что у меня резко поднялась температура. Меня уложили в постель, заставили выпить лекарство. Весь день я лежала и смотрела, как по стенам над моей кроватью ползут ивовые ветви, сплетая причудливый узор. Я почти не шевелилась, и лицо мое было грустным и несчастным, но это не подействовало ни на Алису, ни на маму с папой. Он собрались и уехали в кино без меня, оставив меня на попечение соседки тети Наташи, которая заходила ко мне каждые двадцать минут. Сначала я смотрела телевизор в комнате родителей, гладя Луку, который лежал рядом со мной. Я всегда разрешала ему спать со мной, когда никого не было дома. А потом фильм по телевизору закончился, я встала, и подошла к окну. На улице было уже темно. Я закрыла глаза, пытаясь понять, где темнота сильнее: на улице или внутри меня. И тут словно большое огненное колесо прокатилось перед моими глазами. Я часто-часто заморгала, испугавшись. На улице было все так же темно и тихо, и меня охватила паника. Я отошла от окна, отдышалась, села на стул. Что это было опять? Неужели, что-то случилось с папой? Или с Алисой?

Я закрыла глаза, и внезапно перед глазами одна за другой стали вспыхивать молнии. Глаза слепило, в ушах шумело. Казалось, еще немного, и я снова потеряю сознание. Лука подбежал ко мне, почувствовав неладное, жалобно заскулил. И вот, в одной из этих вспышек, я отчетливо увидела лицо отца, искаженное страхом и ужасом. Я резко открыла глаза, схватилась за горло – дышать было нечем. Лука отчаянно залаял, бросился к двери. Больше я ничего не запомнила.

***

Я очнулась в больнице. В голове была пустота: белая, липкая, отвратительная. К обеим рукам были присоединены капельницы. Я повертела головой, осматриваясь вокруг себя, и в это время в палату зашла медсестра.

– Детка, ты очнулась? Помнишь, как тебя зовут?

– Помню. Лора Филиппова… – сказала я хриплым, словно бы не своим, голосом, – Мне нужно срочно позвонить домой. Мой отец… С моим отцом что-то случилось. Мне нужно позвонить ему.

– Полежи пока спокойно, а я схожу за врачом, – я услышала беспокойство в ее голосе.

Казалось, прошла вечность, прежде чем в палату вошел молодой мужчина в белом халате. Он тоже сначала стал щупать мой пульс и задавать мне глупые вопросы, ожидая того, что во время очередного своего дурацкого приступа, я сошла с ума. Лучше бы это действительно было так. Если бы я сошла с ума, мне было бы совершенно безразлично все. Все, что он готовится мне сказать. Я видела, как он волнуется.