Ассы – в массы

Г.В. Именно так. В этой коматозной тишине различные звуки, естественные и не очень, носили характер звуков из другого мира. Звуки «Детского Сада» были как раз такими. И конечно же, Коля Филатов, с которым мы там познакомились. Он только что потерял мастерскую – и Леша пригласил его к себе, так как вынужден был набрать новый штат сторожей. Выступил таким проводником. И вот первый год началась в детском саду тусовка. Приходил Жорик Литичевский (кстати, у него дома на дне рождения и приуроченной к нему квартирной выставке самого Жорика, я познакомился с прекрасной Таней Либерман, начинающей фотографессой), заглядывал Ройтер. Просто как знакомые. Приходили множество немецких барышень, изучающих славистику, а потом Коля познакомил меня с гиперреалистами, с Лешей Тегиным. Тегин тогда был королем гиперреализма, нарисовал несколько картин, ему поставили штамп гения на лбу, и он забросил это дело, занялся экспериментами музыкальными. Я сразу понял, что это человек очень близкий по духу. Как старший товарищ. А по соседству, на Солянке, жил Володя Наумец, он сейчас в Германии. Такой беспокойный, как Бетховен. Делал он тогда огромные работы. Которые он одну за другой прибивал к стене так, что потом у него образовывалась огромная книга из картин. Он их приподнимал и показывал.

И вот именно через него каким-то образом то ли Тимур, то ли Котельников вышли на нас. Наумец сказал, что вот, есть такое место, и привел их к нам: Тимур, Африка, Котельников, Густав, Курехин, Пакита, Гарик «Асса», Юфа… Как-то мы сразу друг другу понравились, но питерцы сказали, что как-то у нас все мягковато и не хватает драйва. Объединив усилия, мы сразу нарисовали две десятиметровые картины – и понеслось! Гарик «Асса» внес мощную струю драйва и началась тусовка. Можно было утром встать, а уже кто-то в гости ломится. Помещение было огромным и хватало места всем. Начались тусовки, первые показы фильмов, первые выставки Тимура. В «Детский Сад» приходил народный артист Васильев и проникся очень, он решил снимать фильм, что-то по поводу балета. В то время там бывали все люди из самых разных кругов: Слава Зайцев, Хандамов, Зверев, Кабаков, весь круг гиперреалистов: Тегин, Шерстюк, Базилев, Гета, поэт и художник Олег Мингалёв – с ним мы нарисовали две большие картины на обёрточной бумаге и пергамине.

При этом мы так шифровались, что тетеньки из настоящего детского сада ничего про искусство и не подозревали. Когда Васильев обратился в дирекцию садика по поводу съемок, его спросили с недоумением: «Какие художники?». Они нас ценили за то, что мы им шкафы двигали, по хозяйству помогали, а нам за это котлеток каких-нибудь давали. Между настоящим детским садом и «Детским Садом» был небольшой заборчик, но на нашей территории был дико заросший сад, такой, что мы там летом ходили голые – и это в центре Москвы!

Стали к нам приходить всякие галеристы, пресса; появились статьи за рубежом с фотографиями на разворотах, и все опупели – как так, под носом у КГБ такое творится! Помню, Витя Мизиано привел какую-то итальянскую делегацию, а в роли переводчика обычно приставляли КГБшника. Но шла перестройка, и они пытались представить иностранцам, что, мол, мы тоже лояльны к художникам, у нас тоже что-то есть. Гиперреалисты тогда делали картины так: брали большие холсты, проецировали на них слайды со своими изображениями и рисовали по контуру фигуры, а мы развлекались тем, что направляли проектор на эти казенные здания ночью, украшая их своими красивыми голыми телами.

А в 86-м, когда появился Ваня Суриков и его сестра Марина, каким-то образом это было связано с комсомолом, была первая «вылазка-акция» в кинотеатре «Ханой». Причем, там тоже были все, начиная от панков и кончая Приговым. Был целый фестиваль; со всей Москвы собралась своя публика и офигевала только милиция и дирекция кинотеатра. Эту акцию можно обозначить ключевой для объединения разрозненных групп. Потом из армии вернулся Свен Гундлах, подтянулись «Мухоморы», Никола Овчинников, и было еще несколько фестивалей в «Валдае», «Метелице» и «Дукате», где Гарик облил рампу водой и все повзрывалось.

Лично у меня не было панковских историй, но мне все это нравилось, потому как по-другому и не могло быть. Хотя я к тому времени уже нащупал свою собственную платформу для самореализации, шёл своим путём.

М.Б. Это про твои мистерии с железом которые потом были обозначены как Бикапо и Бикапония? Откуда название получилось?

Г.В. Как я говорил, в «Детский сад» приходило много разных людей, там же я познакомился с Жанной Агузаровой. Слышу, кто-то распевается у меня в комнате, заглянул туда, а там – Жанна, так и подружились. Я тогда писал заумные стихи в духе Хлебникова и Крученых, и там была такая длинная строчка, которая заканчивалась «бикапо», вот я и решил так назвать свою музыкальную комнату. Получилось так: «Би» – это удар, «Ка» – это тянущийся звук, «По» – затухающий.