Ассы – в массы

При этом никто из персонала официального сада даже не подозревал, что это все происходит у них под носом; когда какие-то комиссии спрашивали о соседях, женский коллектив отвечал, что это, мол, наши мальчики. И продлился этот процесс вплоть до 23 октября 1986-го года, когда пришли комитетчики. После того, как началась активная жизнь, подтянулось множество иностранной прессы, американской, немецкой, французской; они были крайне удивлены проявлением творческой активностью такого уровня в Советском Союзе. Появились первые статьи, и тут-то как раз все и выяснилось, нас стали накрывать колпаком. Причем «Детский Сад» находился прямо напротив школы КГБ. Стали приходить дядечки под видом пожарников, и в один день без особых объяснений причин нам предъявили ультиматум о съезде. Вырубили свет, воду и попросили эвакуироваться. А я там настроил пирамиды из железа, объекты. Пятиметровые картины. В один день не уложился. Так закончился период «Детского Сада».

Параллельно с закрытием «Сада», в Москве появился новый сквот на Фурманном, но мне это показалось мелковатым. У нас-то была вольница. А там началась уже жесткая барыжка.

За время пребывания была накоплена масса вещей, картины все стали рисовать пятиметровые, я наделал много объектов, и все это надо было куда-то девать.

Много моих скульптур, которые стояли там, в «Саду», я пытался распихать по разным подвалам, часть в результате пришлось везти к себе в квартиру и в подъезд. Соседи мои, среди которых один алкаш был, нормально относились к происходящему, но соседка снизу два раза писала участковому о том, что «он звуками колоколов, воды насаждает инопланетное сознание, а отходами шаманства завалил лифтовую шахту с первого по седьмой этаж». У нее муж был генерал КГБ, и она, конечно, тоже – КГБшница. В это время вышел журнал «Театральная Жизнь» со мной на обложке и большой статьей, и я подарил его ей, а участковому к объяснительной приложил ксерокс этой статьи. В результате ответ участкового на это заявление по ошибке попал не в ее ящик, а в мой – и там было написано: «Уважаемая Регина Анатольевна, была проведена работа, и Герману Виноградову было поставлено на вид о недопустимости занятием «Бикапонию» (так она написала в своем заявлении) в коммунальном пространстве».

М.Б. Можно сказать первое официальное озвучивание практики в формальной среде?

Г.В. Да. И начался процесс разгерметизации андеграунда. Я участвовал в 17-й Молодежной выставке, в которой все слилось впервые на официальной площадке. Неформальное искусство было запущено в массы. Видимо, начался такой же процесс, как и в других областях. Советские власти срочным образом легализовывали подполье, тем более, что западная пресса уже была в курсе. Одновременно висели «художники-ортодоксы» и новое искусство.

Тимур представлял питерский экпрессионизм, и это было гораздо интереснее его новоакадемического проекта. Вот Котельников действительно радовал всегда. А «Митьки» тогда почему-то не проявились. На 17-й Молодёжной мне дали приз за лучшую «Лабораторию», и это было первым официальным признанием, потому как после этого я стал по-другому разговаривать с участковым, который постоянно нависал над моей творческой коммунальной деятельностью. Раньше он просто мог вломиться ко мне с начальником ЖЭКа. А теперь все стало по-другому.

После 17-й Молодёжной выставки я стал известным и снимался в разных перестроечных фильмах. Один независимый режиссер снял ленту, которая так и называется «Бикапо», она есть в интернете. Консультантом у него был режиссер Михаил Рык, который снимал советские детективы семидесятых годов. Он посмотрел на то, чем я занимаюсь и сказал: «О, я знаю, что тебе нужно!» и повел меня на свалку на Ботанический Сад, где я увидел просто горы железа, нержавейки, обломки самолетов. У меня был период, когда я, как на работу, приходил на эту свалку, прозванивал материал на характер звука и сколько мог, поскольку денег на такси не было, вез на себе домой в метро. Там можно было найти лопасть от турбины, которая совершенно небанально звучит, надо только подобрать к ней ключ. Было у меня тогда много сил и интереса.

Не забывал я и про крыши – собирал старые антенны и резал их на правильные куски, чтобы правильно извлечь звук, конструировал инструменты, и тут мне помогло мое архитектурное образование, где помимо рисунка и проектирования изучаешь сопротивление материалов. Я до сих пор пилю вручную, потому что считаю, что это важный момент в работе над инструментом, который должен правильно акустически звучать. Перед тем, как трубку повесить, я в нее дую, поселяю в ней духа, после этого она звучит правильно.