Я переместился в Театр на Таганке, на Старую сцену, где репетировал под руководством С. Арцибашева и Д. Крымова спектакль Л. Петрушевской «Уроки Музыки»: в определённых местах пьесы я издавал определённые звуки. Однажды мы с Толиком Журавлёвым, которого я пригласил разучить мою партию на случай подмены меня, устроили на сцене настоящий шабаш, включая прыжки по клавиатуре пианино. Через какое-то время прибежало несколько испуганных людей из администрации; оказывается, шло партсобрание, а звук со сцены транслировался на весь театр, ха-ха-ха!!!
В 1987-м году меня пригласили для работы над фильмом «Осень в Чертаново». В этот период я окончательно осознал, что моя история – это отдельный театр, причём театр Мистериальный.
Это был пик развития событий. В том же 87-м году Леня Бажанов выбил зал в Беляево, объединение «Эрмитаж», и там тоже были выставки, концерты, перформансы. Коля Филатов там ещё и сторожем работал. Приезжали Курёхин, Дэвид Ван Тайгем (ударник Лори Андерсон) и множество других интересных музыкантов. Хотелось жить и в голову не приходило мыслей о какой-то там конкуренции в творчестве, которая якобы существует сейчас, что смешно, ква-ква! События тогда происходили настолько интенсивно, что сейчас у меня 2001-й год не сильно отличается от 2005-го года. Возникла КЛАВА – «Клуб Авангардистов», события были очень плотными. Из-за отсутствия кураторов все происходило быстро, чисто и весело.
А потом был период в театре Васильева. Там были «Оберманекены», живая жизнь, в отличие от Фурманного, цвет театрального андеграунда. Другой уровень коммуникации, со сложившимися традициями. Для меня это было как прививка от дикости. Это была лучшая тусовка всех театрально-музыкальных персонажей, и это, конечно, образовалось вокруг и благодаря личности Анатолия. Васильев впервые вывез нас в Западный Берлин, всячески нас продвигал, и мы жили у него, как у Христа за пазухой. «Гарик, что тебе нужно, говори!» – «Вот такие крюки, Анатолий Александрович, чтобы подвесить вот это!». Масштабный человек постепенно захватил весь дом на Поварский, потом сделал театр на Сретенке за счет государства, собрал настоящую элиту, включая старое поколение. Он поругался с Борей из-за одного актера, который играл в спектакле главную роль, а Юхананов стал настаивать, чтобы его заменили на другого. После спектакля Васильев поставил ультиматум: или этот актер, или расстаемся с Юханановым, а мне сказал: «Ты оставайся, ты же сам по себе». Но я ответил, что не могу так, ведь пришел-то я с Борей, и снова ушел в никуда.
Так как моя деятельность была ни на что не похожа, это привлекало особое внимание, и какое-то время я жил на интервью. Они приходили, говорили, как им это интересно, а я отвечал: «Ну, все, давайте, платите, поддерживайте художника!».
Тогда же, в 88-м, случился первый выезд за границу, в Финляндию. Хорошим набором: я, Курехин с мини «Поп-Механикой», «Мухоморы», «АВИА», Таня Диденко, К. Кедров, Свиблова – в общем, всех понемножку. И там стал проявляться дикий интерес, фото на обложке журнала, развороты в «Штерн» и «Нью-Йорк Таймс»…
В Австрию я уже поехал на три месяца на стипендию, потом в Западный Берлин с театром Васильева, и в следующий раз в Австрию: ко мне приезжал трейлер, загружал все мое железо, рабочие все паковали, переносили. Потом съездил в Америку, в Канаду, в Прагу…
Помню, в Западном Берлине было решено сломать стены в моей комнате – и есть шикарное видео, когда я играю, а рабочие рушат стену и образуется дыра. Замысел был сделать две одинаковые комнаты, чтобы люди переходили из одного пространства в другое, а оно оказывалось тем же.
Во время второй выставки в Австрии выяснилось, что под прикрытием большой выставки вывозились чуть ли не ядерные секреты. В аэропорту, видя мои конструкции, спрашивали что это такое, а я им отвечал: «Я – авангардист». И под это дело можно было вывести, что хочешь. У меня были служебные паспорта, поэтому и досмотра не было вовсе. На волне размораживания холодной войны и Перестройки первые послы мира были как раз, вот такие, как я. Во время первой поездки в Австрию нужно было отмечаться в посольстве.
Я на это дело забил, выставка была в Граце, в музее; у меня тогда появилась австрийская девушка, я затусовался с ней и плюнул на все эти отмечания. Они нашли меня по телефону, поставили на вид, попросили явиться. Вернувшись в Вену, зашел в наше посольство, а там журнал «Советский Союз» лежит, я открываю – мое фото на развороте, еще фото и большая статья – вот так-то, и вопросов больше нет!
М.Б.
Ясно, ты детморозил везде по полной на рубеже девяностых, а в сами девяностые?