Ассы – в массы

В клубе «Дукат», что рядом с Маяковской, поэты с утра до вечера читали свои стихи. Разрешили им власти – и они зацвели. Был собран весь поэтический бомонд и был заявлен дом моделей «Ай-да-люли». Без моего согласия поставили в программу и потом меня об этом известили. Я туда приезжаю, а жил я тогда у Гоши Острецова. Начали вешать картины. Вдруг подходит Волков и говорит, что ему «экс-мухоморы» запрещают вешать картины. «Ни фига себе», думаю, вот уже и неформальные чиновники появились. Подходит Свен Гундлах и заявляет, что, мол, картина радикальная, вешать ее не будем. А картина-то фигня (на сером фоне надпись «сволочь»), взяли и сами повесили. Подбегают, ведут меня под лестницу и начинают гнать, что, мол, Сережа Волков – хороший, картина хорошая, но мы, мол, пережили невзгоды и гонения, поэтому такую стремную картину вешать не надо. Абсурд! Говорю: «Вам-то какое дело? Вместо того, чтобы другу помочь, вы его гнобите» – Они: «Гебуха» на хвосте…». – Блин, детский лепет – «Вешать разрешаю я. Как полковник КГБ». – Они такие: «Правда, что ли?» – Отвечаю: «Конечно. Комитет Господа Бога»…

Конечно же, картину повесили. Конечно же, никто ничего не сказал. Но вся эта псевдохудожественная публика напряглась и сделала себе зарубку на память.

М.Б. На спинном мозгу…

Г.А. Да ну их. Напряглись и не стали пускать всю мою неформальную тусовку внутрь ДК. Участников не пускают! Было принято решение вытащить всех организаторов на сцену и вместо представления забить их по-жесткому на сцене. Я не питал и не питаю к этой поэтической «КСПэшной» среде никакого уважения, поэтому выламываться перед ними никто не собирался, к тому же времени на подготовку шоу никто не отвел. Тем более, что неформалы как «художники жизни» сами по себе готовыми моделями являлись. Был тогда Герман, Сергей Летов, уважаемый человек, единственный профессиональный музыкант, участвовавший во всех «Поп-Механиках». Объяснять ему долго ничего не нужно было, что и как играть. Единственная просьба была – от спокойной музыки перейти под конец действия на истерику. Чтобы трубы визжали так, чтоб все пуговицы на ширинках поотскакивали. А они действительно это все могли и сделали.

По действию Герман со своими железяками был создателем вселенной, а мы как безумные идиоты демонстрировали ее разрушение. Вылезали, осматривались, начинали толкать друг друга и под конец разносили все вокруг. Устроили быструю самозабивку. А Герман Виноградов немного заигрался и все еще продолжал чем-то булькать на сцене. И вот какой момент. Сцена была под освещением двух рамп, верхней и нижней, за день работы раскалившихся добела. А публика ничего не поняла, просто вжалась в кресла и глаза пучит. Смотрю я на них, и даже ругаться не хочется, а просто взорвать все это помещение с этими муромоями. Думаю – чтобы такого сделать-то? – и машинально выхватываю у Германа таз с водой и мечу воду в зал (а попадаю в рампы под потолком). Зрители воду не видят, но она их окатывает. Поэты впадают в ступор от ужаса, и в это время взрываются софиты! Шум, треск. Трам-тарарам. Стекла летят. Пиздец! Кстати, тогда и была придумана аббревиатура «мир мертвых» – «peace deads»…

Все лопнуло. Свет погас, пробки вылетели. Облако дыма и… гробовая тишина. Минут несколько, точно. И только потом с задних рядов донесся тоненький, (как будто где-то далеко кто-то кинулся с высокой горы вниз) крик. Или скорее причитание «а-а-а-а»… А потом истерически завопили бабки-вахтерши, которые подавились пирожными в соседней комнате. Видимо, до них тоже энергетика взрыва докатилась и они, завывая, врываются в зал и начинаются биться головами о псевдомраморные колонны. Сталкиваются, орут матом с таким же надрывом, как ранее кричали «Родина в опасности!!!» – а зал молчит. Из мрака доносится очередной женский вопль «Кто, блять, нахуй!» Потом кто-то включает свет и разворачивается картина круче, чем шоу Бенни Хилла. Остолбеневшие физиономии с выпученными глазами. Вжатые в кресла, ручки вцепились в подлокотники. Зал расплющен и присыпан пылью. При этом поэтов набилось в помещение битком: сидят, молчат, глазами хлопают. Бабки начинают носиться между рядами, и кое-как расшевеливают людей, которые начинают приходить в себя и ощупывать друг друга. Раздается крик: «Пять тысяч!».

М.Б. Чего?