Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной

«Дорогая Танечка! Я обещала написать не позже, чем через год, и вот — пишу! В общем, все у нас идет очень и очень трудно. Говорят, женщины легче переносят эмиграцию, но в нашем случае происходит наоборот. Костик как-то быстро приспосабливается, делает большие успехи, а меня мучает ностальгия. Жду не дождусь, когда смогу ездить в Россию, увижу мамочку и всех вас. Слава Богу, мы оба проходим как «контингентные беженцы», так что с оформлением политического убежища немцы тянуть не станут. Ходят слухи, что еврейским активистам вот-вот удастся пробить вопрос о двойном гражданстве для нас: дескать, мы не можем получить бумаги об отказе от гражданства, потому что обращение в российские инстанции сопряжено для нас с риском для жизни! А потому мы сможем сохранить российское гражданство и паспорта и спокойно кататься в Россию и обратно. Умные люди евреи!

Германия мне нравится, а немцы не очень, и уже страшно хочется увидеть остальную Европу. Пока разрешение на выезд за пределы Германии есть только у Кости».

Апраксина склеила половинки черновика прозрачным скотчем и положила его в тонкий пластиковый пакет для бумаг.

Среди прочего бумажного мусора ей попался на глаза смятый желтый листок для заметок. Она развернула его и прочла:

Ветер к порогу намел
розовых горсть лепестков:
бережно перешагни,
ключ сжимая в руке.

Апраксина вспомнила вскользь брошенное Адой фон Кёнигзедлер замечание о том, что когда-то Наталья Каменева писала стихи. Что это за строки, чужие или собственные стихи Натальи?

Почерк тот же, хотя более крупный, чем в письме и на открытке. Как лаконично, почти по-японски… Стихи тоже пошли в отдельный пластиковый пакет.

Счета, рекламки, обертка от шоколада… Верхняя половина страницы, вырванная из какой-то книги: Апраксина взглянула на ее — это была часть текста с описанием какого-то растения… Расписание поездов Мюнхен — Париж, к сожалению, без каких-либо пометок… Использованные полоски билетов на городской транспорт… Больше ничего интересного в бумажном соре она не нашла, но выбрасывать его она не стала, а снова сложила в мешок и оставила на столе. Затем она взяла с полки чистую папку для документов и вложила в нее тонкие пластиковые пакеты — письмо, открытка, стихи. Достала наклейку, написала фломастером «Дело о смерти Натальи Каменевой», наклеила ее на переплет и оставила папку на середине стола. Потом она потушила в кабинете свет и отправилась наверх, в свою спальню.

Глава 6

«Вам не нравится мюнхенский климат? Потерпите пятнадцать минут, и он обязательно изменится!» — вспомнилось Апраксиной, когда она вышла из метро на Зендлингер Тор и попала под резкий ветер с летящим в лицо холодным дождем. Когда она выходила из дома, светило солнце и со стороны Альп веял легкий теплый ветерок: именно поэтому она решила ехать городским транспортом — чтобы заодно немного прогуляться и подумать. И, конечно же, она забыла прихватить на всякий случай зонтик! Хотя за столько лет жизни в баварской столице уже можно было привыкнуть к постоянному непостоянству мюнхенской погоды и научиться делать это механически.

Постояв минут пятнадцать под карнизом у входа в метро, Апраксина взглянула на часы и решила не ждать, пока дождь стихнет. «Не бывает плохой погоды, а бывает неподходящая одежда», — сказала она себе в назидание, застегивая на все пуговицы легкое пальто и повязывая голову шелковым шарфиком, после чего решительно шагнули из-под укрытия прямо навстречу косым струям дождя.

Юрикова жила на улице Капуцинов, и Апраксина решила пройти туда через Старое Южное кладбище, чтобы сократить путь и пройти хотя бы часть его под деревьями. Войдя в ворота со стороны площади Святого Стефана, она пошла по главной аллее, другим концом выходившей как раз на Капуцинерштрассе. Только она зашла под навес огромных деревьев, как ветер, конечно же, тут же начал стихать, а за ним утих и дождь.