Астийский эдельвейс

Трудно было не залюбоваться ею в эту минуту. Трудно представить, чтобы природа могла создать что-то более совершенное и прекрасное. Весь праздничный наряд Мионы состоял из простого белого платья, чуть приталенного зеленым пояском, и небольшой связки изумрудов, стягивающей пышный ворох волос на голове. И это все, если не считать легких туфель, едва скрывающих кончики пальцев на ногах.

Казалось, главное, если не единственное, назначение ее одежды заключалось в том, чтобы как можно меньше скрывать истинную красоту фигуры.

— Я рад за вас, Миона, — сказал Максим, невольно заражаясь ее счастьем.

— Спасибо, Максим. Мне очень дорого ваше участие.

А сейчас садитесь в фуникулер и приезжайте во Дворец командиров. Мы с мамой будем ждать вас.

— Вы все рассказали ей?

— Да.

— И что она?

— Дала хороший урок, как должен держать себя в подобной ситуации истинный гражданин Системы: ни взглядом, ни жестом не показала своего удивления или неудовольствия, не подняла даже глаз от вводной системы Кибера, за которой сидела в тот час. Единственными словами ее были: «Но я смогу уделить землянину лишь очень немного времени». Так что мы ждем вас.

— А ваша мать… Она тоже говорит на русском языке?

— Лучше меня. Как и на большинстве языков Земли. Но не будем терять времени. Я иду во Дворец. До скорой встречи, — она снова протянула к нему руки. Экран погас.

Максим быстро сбежал по лестнице к морю. Ветки аулоро были все там же, где он спрятал их вчера в прибрежных камнях, и стали, кажется, еще богаче и краше Но когда он раздвинул камни, то увидел, что хрупкие кустики уже прицепились ко дну тонкими белыми корешками. Неужели снова губить их? Нет, пусть хоть один останется здесь, в память об этом дне.

Максим осторожно отделил три веточки и вернулся к вилле. Всего минута понадобилась ему на туалет. Еще минута на то, чтобы переодеться в праздничный костюм и занять место в гондоле. Пора! Он попробовал вспомнить две-три фразы из тех, что приготовил вчера, мысленно обращаясь к старушке. Но не смог припомнить ни одного слова и понял, что лучше отдаться на волю обстоятельств.

Гондола взвилась в воздух и уже через несколько секунд скользнула на широкую площадь перед Дворцом командиров.

Он не без робости ступил на белые с золотистыми блестками плиты. С площади к Дворцу вела красивая каменная лестница. Над ней вздымалась колоннада обширного портала.

Максим поднялся по гладким золотисто-белым ступеням и остановился меж колонн. В глубине портала, как всюду на корабле, не было видно ни дверей, ни окон, но всю переднюю стену здания занимал гигантский барельеф мужской фигуры, сжимающей в ладони массивный зеленовато-белый шар, вокруг которого вращалось несколько мелких бирюзовых шариков. То было, видимо, символическое изображение системы Агно.

Торжественная тишина и отсутствие всякого движения невольно заставляли замедлить шаги. Но стоило Максиму пройти линию колонн, как вся стена перед ним исчезла, открыв огромный круглый зал, размеры которого трудно было оценить, поскольку освещалась лишь центральная его часть.

Свет падал сверху, очевидно, из круглого окна в кровле здания, но почему-то не рассеивался, а стоял в виде огромной световой колонны, отчего стены зала тонули в густом мраке.

Не увидев никого из хозяев, Максим подошел к столбу света и ступил на освещенную часть пола. Тотчас мощные музыкальные аккорды раздались где-то в вышине помещения, а через секунду будто гигантские окна раскрылись в крыше здания: лавина света залила огромный зал, осветив его белые стены с массивными параллелепидальнымк пилонами из прозрачного золотисто-розового камня и высокий сводчатый потолок цвета здешнего неба. Зал был абсолютно пуст. Ни единой статуи, барельефа или картины, ни каких-либо люстр или канделябров.

Идеально чистые стены. Идеально чистый потолок. Можно было лишь гадать, как освещается этот удивительный холл.

Максим обвел взглядом странное помещение, не представляя, откуда могут появиться хозяйки дворца, и даже вздрогнул от неожиданности: они были уже перед ним — две прекрасные молодые женщины с одинаково вскинутыми руками ладонями вперед и чуть запрокинутыми вверх лицами.

Одна из них была Миона. А другая…

Не раз и не два пытался Максим представить себе старшую инопланетянку, рисуя ее в воображении то сравнительно молодой, ко уже увядшей, надломленной невзгодами женщиной, то гордой, сильной, могучей душой и телом амазонкой, то даже дряхлой, согбенной старухой. Но то, что он увидел в действительности, просто не укладывалось в сознании. Такому невозможно было поверить. Перед ним стояли два совершенно одинаковых юных создания. И не знай он Мионы, не было бы никакой возможности решить, кто из них мать, кто дочь. Одинаковы были их черты лица, рост, фигуры. Одинаковы были позы, цвет волос и глаз. Одинаковы были свежесть, обаяние, женственность.