Астийский эдельвейс

Так пришла частичная разгадка ночного концерта. Котловина действовала как огромный естественный рупор, стократно усиливая любой звук, рожденный на поверхности озера. Но надо было найти еще источник музыки. Максимка снова обвел глазами широкую водную гладь. Она была совершенно неподвижной. Тогда он двинулся вдоль по берегу, стараясь найти какие-нибудь следы на песке. Однако и поверхность пляжа была абсолютно ровной, будто прикатанной гигантским катком.

Что же, здесь никто никогда не ходил? Даже звери? От одного такого «открытия» стало жутковато. А что, если в озере…

И в то же мгновенье вода в центре озера словно закипела. Максимка затаил дыхание. Но все быстро стихло. Однако теперь даже в этой тишине было что-то зловещее. Он поспешил к знакомому муравейнику. Пора возвращаться! Но неужели он так ничего больше и не узнает? Нет, пора!

Максимка в последний раз взглянул на гладкое, будто заколдованное в своей неподвижности озеро и, забросив ружье за спину, двинулся наверх. Пора было подумать, как лучше спланировать обратный путь. Но мысли его все время возвращались к событиям последней ночи, событиям тем более загадочным, что посещение озера фактически ничего не разъяснило. Неужели и это все ему показалось? Или приснилось? Однако не прошел он и сотни шагов, как за спиной раздался сильный всплеск, потом что-то свистнуло, тугой волной воздуха заложило уши, и огромная тень пронеслась у него над головой. Ну, это уже не галлюцинация!

Максимка сорвал с плеч ружье и бросился обратно К озеру. По всей его поверхности от центра к берегам все еще бежали крупные высокие валы. Они с шумом обрушивались на берег и начисто сглаживали оставленные Максимкой следы. Он глянул вверх — в небе не было видно ничего, кроме сгущающихся облаков. Озеро постепенно успокаивалось. Вот последняя волна схлынула с берега, и снова воцарилась тишина. Мокрый песок блестел теперь, как гладкая спина морского чудовища.

И тут Максимке стало страшно. Он вспомнил, что где-то читал, будто в некоторых таежных озерах до сих пор обитают древние ископаемые ящеры. А что, если и здесь живёт такое летающее чудовище? Он инстинктивно отпрянул за дерево и, не оглядываясь, почти бегом, начал взбираться вверх по склону.

Но идти вверх было не то, что спускаться в котловину. Только к вечеру, усталый и голодный, выбрался Максимка на вершину Лысой гривы. Выбрался, к счастью, к самой своей расселине. Но что это? Сучья, закрывавшие вход, разбросаны, хвоя внутри переворочена, плащ разодран в клочья, а рюкзака… нет совсем! Снова и снова переворошил Максимка всю хвою. Выскочил наружу, осмотрел кусты, камни. Рюкзак исчез. А вот и следы. Слишком знакомые, чтобы можно было усомниться в страшной догадке. Медведь! Значит, рюкзака не вернуть. А там и продукты и патроны. И это сейчас, когда его уже тошнит от голода и впереди целых четыре дня пути. Что же делать? Можно войти, конечно, по следам. Патронов медведь не съест, в худшем случае, разбросает по земле. Но оказаться один на один со старым матёрым шатуном — а это несомненно он— когда в ружье последний заряд…

Нет, лучше не рисковать, не тратить время. Если сейчас хе спуститься с гривы, идти до самой темноты и завтра встать с рассветом, то к вечеру можно добраться до сосны, за которой они устроили временный склад. Тогда он спасён. Иначе…

Максимка подобрал обрывки плаща, подтянул ремень на брюках и, даже не взглянув на озеро, начал спускаться вниз.

Весь следующий день Максимка шагал по охотничьей тропе. Шагал торопливо, почти без отдыха, даже ягоды рвал на ходу, но только к полудню вышел наконец к знакомой рытвине. Теперь надо было решить, как идти дальше. Если по тропинке — можно пропустить склад с провизией, если пс своим затесам — слишком тяжёл путь через завалы.

И тут он вспомнил, что вскоре после той стоянки, у сосны, на пути у них встретился ручей. Он бежал прямо вниз по склону и, значит, пересекал тропу. Вот и дорога к затесам. А пока по тропе. Только по тропе! И он снова пустился в путь.

Но как ни легче было идти тропинкой и как ни гнал вперед голод, тьма снова застала Максимку в дороге. Ручей был, видимо, дальше. Пришлось второй раз ложиться на пустой желудок и снова дрожать от ночной сырости.

На другой день погода переменилась. Утро было холодным, хмурым. Сильный ветер дул со стороны сопки, наполняя лес тревожным шумом. Серые космы облаков, казалось, цеплялись за верхушки деревьев. Максимка спрыгнул с настила, где провел ночь, и тут же ухватился за ствол дерева — сильно, до тошноты, кружилась голова, на больную ногу трудно было ступить. Пришлось выломить сук и идти, опираясь на палку. А ручья нет и нет. И тропа повернула куда-то вверх, раздвоилась, запетляла. Лишь далеко за полдень, потеряв почти всякую надежду, вышел он к узкой заболоченной долине. Однако впереди было самое трудное: русло ручья сплошь загромоздил бурелом.