Астийский эдельвейс

Максим попытался оглянуться назад. И тут сквозь грохот обвала:

— Не надо! Не поднимайтесь! Я не смогу помочь вам…

Максим вздрогнул Ее голос. Голос Нефертити! Вот и запах астийского эдельвейса. Слабый, еле ощутимый. Но разве спутаешь его хоть с чем-нибудь другим? Наконец-то!

Только что она говорит? Почему так тихо? Он напряг слух.

Голос, прерываемый рыданиями, с трудом пробивался сквозь низкий нарастающий гул:

— Спускайтесь! Прошу вас, умоляю! Я теперь… Мне самой нужна помощь. Мне запрещено даже думать о вас. Меня лишили всякой свободы действий. Но не обо мне речь. Спускайтесь! Спускайтесь и запомните… — Глухой гул окончательно забил тревожный шепот. И вдруг все смолкло. И этот гул и грохот обвала. Максим глянул вниз и похолодел от страха. От гребня не осталось и следа. Прямо из-под ног обрывалась теперь почти отвесная стена. Путь вниз был отрезан.

Но и здесь не удержаться. Нет, не удержаться! Ноги едва цеплялись за узкий выступ. Руки свело от напряжения.

Значит, снова вверх? Только так, иного выхода нет. Там можно будет хоть закрепить веревку. Здесь нельзя сделать и этого, Максим подтянулся к трещине и снова начал карабкаться вверх по стене. От выбоины к выбоине, от уступа к уступу, с одной мыслью, только, бы не сорваться, только бы не соскользнуть. В этом замкнулась сейчас вся его воля, все силы, весь рассудок. Однако целая вечность, казалось, прошла, прежде чем он ухватился за верхнюю кромку скалы и, теряя сознание от невероятного напряжения, вскарабкался на вершину. Все!

Но где же кольца? Кольца, ради которых он пошел на такой риск? Они были тут, у самого края площадки. Однако теперь от них не осталось и следа. Холодный пот покрыл.

Максима. Смертельным отчаянием сдавило сердце. Он понял, что опоздал. Кошмарно опоздал! Злые враждебные силы успели нанести последний, самый страшный удар — удар по Нефертити. Они лишили ее свободы, лишили связи, отняли у него последнюю надежду когда-либо встретиться с нею.

Что оставалось делать на скале? Едва отдышавшись, Максим отвязал от пояса веревку и, сделав петлю, попытался набросить ее на выступ площадки. После нескольких попыток ему это удалось. Но в последний момент, когда он собирался уже затянуть петлю, веревка вдруг вырвалась у него из рук и змеей соскользнула вниз.

Максим помертвел от ужаса. Липкий пот снова покрыл лицо и спину. Что он наделал? Что наделал!! Он сколько мог свесился над бездной, обшаривая глазами каждый сантиметр скалы. Но нет, путь вниз закрыт. Если и удастся еще раз спуститься до того места, где когда-то кончался гребень, то дальше склон был абсолютно неприступен.

А здесь? Нельзя ли что-нибудь сделать здесь? У него есть спички. Но нет ничего, что могло бы гореть. Есть нож. Но что можно сделать ножом с крепчайшим сливным кварцитом? Есть кепка, носовой платок… Но всем этим не привлечешь внимание человека и за километр. А домики кордона еле видны в жарком мареве. Разве увидят его оттуда!

Он долго и внимательно осматривал склоны сопки. Лес, лес… И ни дымка, ни свежей порубки. А Нефертити в беде. Теперь это ясно. Что же могло с ней случиться? Если бы он вообще что-нибудь знал о ней…

И вдруг вспомнились слова Тани: «Дайте я взгляну на ваш прыщик… На вашем месте я обратилась бы к рентгенологу… Может статься, это приблизит вас к разгадке вашей тайны… «Что она хотела этим сказать? Тогда он пропустил все мимо ушей. А ведь она ясно намекала…

Максим, что было силы, ударил себя кулаком по виску, потом начал тереть родинку, давить ее пальцем. И тут что-то затрещало, на миг ему показалось даже, что он чувствует запах астийского эдельвейса. Но в следующую минуту острая боль ожгла висок. Потом что-то щелкнуло. И мертвая неподвижная тишина повисла в застывшем воздухе.

— Что же теперь делать, что предпринять? Надо еще раз обдумать все спокойно, — попытался он взять себя в руки. Но мозг уже отказывался работать. Страх и отчаяние все больше овладевали сознанием. Да и что можно было придумать…

Между тем солнце пекло невыносимо. Мучительно хотелось пить. Сухая горечь обложила язык, иссушила горло.

Тупой болью сдавило грудь Жажда — вот что убьёт его на этой каменной игле, если никто не придет на помощь. Но откуда ждать помощи? Он снова и снова постарался вызвать в памяти образ Нефертити. И не мог. Все, что было связано с ней, будто тонуло в огромном черном провале, словно незримая стена экранировала и гасила мысли Максима.

День тянулся целую вечность. А с наступлением ночи пришел холод. Каменное ложе, казалось, обледенело. Жгучий ветер пронизывал до костей. Черное небо давило своей беспощадной пустотою. Острые лучи звезд будто вонзались в тело, еще больше усиливая дрожь, от которой сводило плечи и останавливалось дыхание.

Утро не принесло облегчения. С первыми лучами солнца вернулись муки жажды. Усилилось головокружение, началась тошнота. Вдобавок ко всему появились галлюцинации.