Астийский эдельвейс

— Но прибор не готов, о чем говорить. Субботин не хочет этого понять. Ему кажется, что стоит «поднажать», прикрикнуть на людей, как исчезнут все нерешенные вопросы. Но вы знаете, что это не так.

Победилов устало опустился в кресло:

— Эдуард Петрович!..

Аскосинский встал с места, заходил по кабинету:

— Я всецело на вашей стороне, Максим Владимирович. Субботин непростительно погорячился, и мы поправим его.

Ваша лаборатория добилась исключительных успехов. Мы знаем, что прибор обещает быть на уровне лучших мировых стандартов. В этом немалая заслуга и лично вас, и Антона Дмитриевича. Вне всякого сомнения, мы дадим вам возможность работать над ним еще столько, сколько вы найдете нужным. Но ведь в основном прибор готов. И мы просто не можем допустить, чтобы где-то там склоняли вашу и Антона Дмитриевича фамилии только потому, что мы сами — да, сами! — допустили в свое время ошибку, м-м… не совсем четко сформулировав институтские обязательства. Теперь приходится как-то вместе исправлять это дело. Ну, что изменится от того, что мы несколько, так сказать, предварим события?

— Для вас, может, и ничего не изменится. А я перестану уважать себя, как исследователя и как человека.

— Это ваше последнее слово?

Максим вспомнил, как тот же Аскосинский год назад был уличен в научном плагиате, и только непонятное заступничество Победилова позволило ему остаться в институте. Он усмехнулся прямо ему в глаза:

— Вы хотите, чтобы я что-нибудь добавил?

Аскосинский побагровел:

— Ну что же, если вам уважение к собственной персоне дороже уважения к целому коллективу, будем считать разговор законченным. Так, Павел Семенович?

Тот принялся суетливо перекладывать на столе бумаги:

— Да-да… Не будем тратить время. Я только хотел бы получить от вас, Колесников, э-э… письменное объяснение о причинах невыполнения плана.

— Какого плана?

— Плана научно-исследовательской работы лаборатории.

И это говорит директор института! Максим встал и, молча поклонившись, вышел.

Кругом уже чувствовалась весна. Небо стало синее, глубже. Снег на газонах просел, засахарился. Он снял шляпу, сильнее вдохнул сырой пахучий воздух. Вспомнилась тайга, Отрадное. И оттого стало еще тоскливее — это было впервые, что он никуда не спешил в эту пору, не бегал по магазинам в поисках снаряжения, не составлял смет экспедиционных расходов. Пройдя институтский парк, он сел на свободную скамью и задумался. Но его тут же окликнули:

— Максим Владимирович, простите, я не помешаю?

Он нехотя обернулся: К скамье подошел Гера Шитов, бывший с ним на практике студент-бионик.

— Нет-нет, пожалуйста, — Максим чуть подвинулся, положил портфель на колени.

Гера поерзал на скамье, прокашлялся:

— Максим Владимирович, вы что же, больше не собираетесь туда, в Отрадное?

— Боюсь, что нет, Гера. Обстоятельства…

— Обстоятельства! Думаете, мы не знаем, что все это Субботин? И Победилов тоже.

— Ты ошибаешься, Гера. Просто результаты исследований не оправдали наших надежд.

— Ну, пусть. Не хотите на откровенность, не надо.

А только вот что я скажу. Плюнули бы вы на них, на всех.

Отпуск вам положен? Положен. Можете вы его использовать так, как хотите? Можете. Ну и ехали бы опять в Отрадное. И мы с вами.

— Кто вы?

— Мы — это я и еще семь ребят. Из нашей группы. Без всякой зарплаты, просто так. Специально всю зиму подрабатывали. Чтоб только с вами ехать. Знали, что денег на экспедицию больше не дадут. И знали, что вы не усидите тут, в городе. Я же вижу…

— Слишком ты много видишь, дружок, — улыбнулся Максим. — И спасибо тебе и всем вам за поддержку. Но ехать в Отрадное…

— Но это ещё не всё, Максим Владимирович, — заторопился Гера. — Помните ястреба?

— Еще бы!

— Так вот, Ваня Громов успел снять его тогда кинокамерой! Пленка что надо! И линия горизонта на каждом кадре.

— Линия горизонта! Так это дает возможность…

— Точно! Мы проанализировали траекторию полёта. И получилось, что никакой это не ястреб и вообще не птица, а какой-то хитрый летательный аппарат.

— Искусственное автоматическое устройство?

— Да! Вот все расчеты. — Гера выложил перед Максимом целую груду рисунков, графиков, таблиц.

Максим торопливо пробежал это глазами:

— Прекрасно… И вы все сами рассчитали?

— Мы же бионики, Максим Владимирович! Ну помогли немного ребята с физтеха. Но ведь не птица, да? Не птица?

Максим еще раз проверил все расчёты:

— Вы правы, друзья. Так мог взлететь только механизм. Недаром я с самого начала подозрительно относился к этому «ястребу». Но кто мог изготовить такой прибор? И для чего?

— Узнаем, Максим Владимирович. Все узнаем! Только бы поймать это «птичку».

— Поймать?

— Конечно! За этим я и пришел к вам. Вот смотрите. — Гера вынул еще один чертеж. — Все проще простого. Автомат запрограммирован на повышенную радиацию. Пожалуйста! Это мы ему и подсунем, — он развернул чертеж, расправил на коленях. — В этом вот ящике, на дне — кусок уранинита. Я договорился с минералогами, они дадут. Тут, повыше — фотоэлемент. А здесь — сегментный затвор. Действует мгновенно! Мы все отладили. Хотите, сейчас покажем?

— Зачем, я верю вам. Молодцы! Давно пора было это сделать.