– Макс, а этого, зачем прихватил? – Катя склонилась над распростертым телом бесчувственного профессора.
Германов, во время передвижения по коммуникациям, потерял сознание, поэтому последний отрезок пути, мне пришлось с большим трудом тащить его волоком за собой.
– Он может быть полезен. И к тому же, хорошо ко мне относился. Я думаю, не составит особого труда вытащить из него правду. Да и есть к нему пара вопросов, личного характера.
– В этом есть смысл. Уж он, наконец, сможет рассказать нам о случившемся?
– Отдохнем немного, а заодно, может быть и профессор в себя придет.
– Проклятье! Все наши вещи остались у дознавателя Скрягина, – вздохнула Катя, стряхивая грязь с потертого комбинезона. – Даже переодеться не во что!
– Ага, на меня посмотри! – криво усмехнулся я. – Красавец, да?
– Словно с золотых приисков сбежал. Сапоги не жмут? – хихикнула девушка, внимательно меня осмотрев. – А роба-то, часом не от Юдашкина, а?
– Эй! Я кое-что нашел! – вдруг послышался голос Андрея из соседнего помещения.
– Что там?
– Сами посмотрите!
Пройдя в соседнюю комнату, мы увидели висящий на верёвке человеческий скелет в остатках военной формы. Висельник, однозначно.
Через плечо, у мертвеца был переброшен офицерский кожаный планшет, а к поясу была пристегнута кобура. Зрелище было неприятное.
– Это ещё кто такой? – удивился Дмитрий. – И почему он тут качается?
– Боюсь, у него мы уже ничего не узнаем! – заметил Андрей. – Впрочем, как думаете, стоит проверить, может быть ,у него остались признаки жизни? Ну, там пульс пощупать, давление проверить, а?
– Да нет, тут все очевидно! – Катя, хоть и неумело, но тоже попыталась разрядить атмосферу.
– А ну-ка, посмотрим, что у него в планшете? – Дмитрий с некоторым трудом расстегнул заклепку и высыпал содержимое на пол.
– Ничего особенного. Блокнот, карандаш. Карта ещё вот. Тетрадь. Горсть пистолетных патронов, спички, компас.
Катя обошла висельника и наткнулась на лежащий в углу желтый лист бумаги, исписанный чернилами. Подобрав его, она показала остальным.
– Смотрите! Это похоже на предсмертную записку!
– Да? И что там написано?
– Читаемо? Чернила не смазались?
– Вроде нет. Нормально.
– Тогда читай!
– О как! Кто-нибудь улавливает суть?
– Суть?
–Да! Эта записка почти ничего не объясняет! Ну, Лаптева и Зимина мы знаем. Шевченко, получается, перед нами. А Картавин ещё кто такой? О чем, таком важном, наверху не знают? И о каком запущенном процессе идет речь?
– Так много вопросов, но, ни одного ответа.
– Знаете, мне кажется, что эти товарищи, указанные в записке, затевали что-то ещё. Что-то крупное! Может, какой-то заговор или что-то в этом роде. И в этой записке сказано, кто за всем стоял. Штрасс?
– Штрасс! Наш профессор? Вот это поворот. Так значит, получается, он не жертва. Он организатор!
Андрей внимательно осмотрел скелет подполковника. Ни шевронов, ни погон, ни принадлежности к какому-либо роду войск. Да и форма странной, зеленоватой расцветки. Интересно, почему так? Да и в кобуре пистолет, а он решил повеситься! Зачем?
– Эй! Тут есть выход! Дверь такая же, какие были в том бункере, где нас держали. Но замок намеренно выведен из строя прямо отсюда. Похоже, наш скелет, по фамилии Шевченко, сам себя здесь запер.
– Очевидно, что его так никто и не нашел? Сколько же он тут висит?
– Мы нашли. А для остальных он, скорее всего, мертв. Если записка была написана тогда, когда случилась та дичь, что мы нашли в лаборатории, то неудивительно, что его не стали искать. Лет тридцать прошло, не меньше.
– А дверь открыть можно?
– Думаю, да. Тут болт выкручен и стопорное кольцо снято. Если поставить обратно, все заработает.
– Попробуй, но аккуратно. Не поднимай шума. Мало ли, вдруг там, за дверью охрана.
– Хорошо.
– Ребят, тут этот Германов… Он вроде очнулся. – Катя заглянула обратно в бойлерную.– Точно, очнулся.
Порядком растрепанный профессор сидел у котла, облокотившись о стену. Весь покрытый грязью, он сильно смахивал на бездомного, коих в Московском метрополитене пруд пруди. Весь его вид был жалким, да и его самочувствие, скорее всего, было соответствующим.
Подойдя к нему, я уселся перед ним, на край широкой трубы, ожидая его реакции.
– Вы? Максим, что… Где я? Что случилось?