Из примыкающего отводного туннеля, прямо к освещённому входу карцера двигались полтора десятка уже знакомых нам крыс-мутантов. Судя по всему, их привлек странный запах, доносившийся с объекта. Крысы, не особо торопясь, целенаправленно двигались к горящим впереди прожекторам. Наверняка, подобное происходило и ранее. Однако в этот раз, охрана, похоже, настолько обленилась, что даже не выставила караульного.
О появлении мутантов стало известно лишь тогда, когда твари уже миновали первые линии спиралей Бруно. Раздались выстрелы, крики, вопли. Когда-то простые крысы, а теперь, уже, будучи крупными мутантами, наделенные феноменальной прытью, сновали туда-сюда. Пока это происходило, мы, незаметно, вдоль стены туннеля, подобрались почти вплотную.
Дмитрий, заглянув через стену мешков с песком, увидел как ефрейтора, отстреливающегося от крыс, почти мгновенно растерзали сразу две крупных твари. Ещё четыре окровавленных тела лежали в разных местах. А чуть поодаль, на стоящей с другого входа дрезине, офицер спешно заряжал огнемет. Не успел – сожрали и его.
Крыс осталось немного, но останавливаться они не собирались. Последний, оставшийся в живых солдат влез на крышу самого дальнего Дзота, и уже оттуда отстреливал рыскающих по карцеру мутантов. И довольно успешно.
Обойдя укрепления, мы все-таки проникли в пещеру. Хотя, пещерой ее было назвать сложно. Даже смешно – пещера в пещере! Установленные на входе решетки были закрыты лишь на засовы, никаких замков тут не было. Если постараться, можно было открыть засовы прямо так – через решетку. Внутри обнаружилось ещё два спящих охранника – как их только стрельба не разбудила? Но хорошо ощутимый запах спирта все объяснил. Нет, конечно, не никто не говорит, что они алкоголики, но этиловый спирт периодически употребляли. Оно и понятно, все время одно и тоже – дежурство, дежурство… Да ещё в таких тяжелых условиях. Эти охранники не представляли опасности.
Забрав их оружие, мы последовали дальше, предварительно закрыв за собой решетку – вдруг крысы все-таки проникнут?
Прямо в скальной породе чередой направленных взрывов были созданы полости, впоследствии и ставшие камерами для пленников. Камер было много, но почти все пустые. Заключенные тоже имелись. Живых оказалось совсем немного. Всего двое. Во многих камерах лежали скелеты, или их фрагменты. Я ужаснулся – это что получается? Если тут кто-то умирал, тело не хоронили, и даже не убирали из камеры? Так оно и лежало, до полного разложения? Да, двери хоть и были добротными, но вовсе не герметичными, с откидными смотровыми окошками. Как же запах? Он никого не смущал, что ли?
Это было дико. Ужасно. Не по человечески. В кого же превратился сам полковник, если его люди допускали такое? Ответ всё-таки был: На одной из стен висела табличка с соответствующим изображением: В камеру запускалась крыса, которая с голоду и сжирала остатки тел, до самых костей.
Как я и сказал, живых оказалось всего двое: худой, грязный солдат, скорее всего дезертир, да пожилая, до предела уставшая женщина в изорванном комбинезоне. Солдат в обносках военной формы сильно исхудал, осунулся и внешне напоминал вурдалака. Из его камеры ощутимо воняло. Да и из других тоже.
– Э! Вы кто такие? – пробормотал дезертир сиплы голосом, увидев нашу пеструю компанию.
– Как кто? Диверсанты! – Андрей взял слово. – Пришли тут все взорвать!
– Чего? Какие ещё диверсанты?
– Те, которых полковник Зимин так боится.
– Зимин? А! Эта тварь… Тварь, что зовет себя офицером. Животное. Озлобленное, безумное животное. Псих! – дезертир устало усмехнулся. – Ну, привет вам, диверсанты!
– Сам-то кем будешь? Как здесь оказался? И как давно?
– Дезертир я. Шесть лет. Или нет? – он задумался. – Кажется, семь. Да, точно. Почему здесь? Дал по физиономии офицеру одному. А потом отобрал его именное оружие.
– Какому офицеру?
– Да, есть тут один… Зимин его фамилия! – хохотнул он, затем сплюнул на пол.
– Зачем?
– Без разницы уже. Сволочь он.
–. Сейчас мы тебя выпустим.
– А зачем? – поинтересовался тот. – Куда мне идти?
– С нами. На поверхность.
Но худой неожиданно расхохотался, а после, подавившись, закашлялся.
– Нечего мне там делать! А вот выйти отсюда – да, может и хорошо.
Дезертир уселся на пол камеры, смотря перед собой вытаращенными глазами. А затем, неожиданно запел песню. Странную песню, на украинском языке. Мы переглянулись между собой. Павел пожал плечами.
– Эй, ребята!– неожиданно нас окликнула женщина из соседней камеры хриплым, надтреснутым голосом. – Как вы сказали? Диверсанты?
– Нет, но нас таковыми считают, – торопливо поправила ее Катя, сморщившись от волны неприятного запаха. Но женщину, то ли не смутило, то ли она этого попросту не заметила.
– Вот как? Дайте угадаю, Зимин? Полковник, да?
– Да, он. Вы тоже по его инициативе здесь? Что вы о нем знаете?
– Многое… Очень многое.
– А, простите, кто вы такая?
– Прошу меня извинить. Я Елена Шевченко, руководитель биологической программы
– Как? Шевченко? – как будто я слышал уже эту фамилию, причем, совсем недавно.