Астрахань - чёрная икра

Гулко ступаю по авиалестнице, ведущей в родную Москву. Недозволенные к вывозу рыбные деликатесы летят вместе со мной, чтоб участвовать в моих московских завтраках и ужинах. «Значит, — думаю, усаживаясь в кресло у круглого оконца, — мой внешний вид человека приличного обманул и расположил к себе. Значит, инстинкт ищейки не сработал». Однако уже в воздухе понимаю: предупредил таможню Иван Андреевич. Недаром таможенник в билет заглядывал, фамилию читал. «Все привилегии только по ведомости», — как говорит наш бухгалтер Аминодав Моисеевич Русишер. Аминодав Моисеевич — уже не Астрахань, это уже московский персонаж. Хоть до Москвы ещё не то чтобы далеко, а, скорее, высоко. Сядем или не сядем — вот в чём вопрос. Я его задаю себе всегда, когда поднимаюсь в воздух. Всякий понимает, что летать самолётами не следует, и все летают. Картёжный азарт: даже когда не спешат, хотят выиграть время. Разумеется, не то время, которое со-здаётся со-знанием. Самое обыкновенное, астрономическое, которое можно увидеть невооружённым глазом на любом циферблате часов. Чаще всё-таки выигрывают по мелочам — сутки или часы. Иногда проигрывают всё. Проигрывают вечность. В редчайших случаях — выигрыш века — собственная жизнь. Мой знакомый так выиграл. В самолёт попал в последний момент, пьяный. Сидел в хвосте. Открывает глаза — Апокалипсис: чёрная дыра и вниз самолётные кресла падают. Оказывается, в горах самолёт потерпел аварию и каким-то образом хвост в скале защемило. Кто был в хвосте — живой остался. Человек десять, все, разумеется, впоследствии пациенты нервной клиники. Вот такой загробный юмор. Анекдоты про покойников. Хотя в самолёте смеяться так же неприлично, как в крематории. Однако я-то себя знаю: когда неприлично — хочется. Поэтому попросил у стюардессы журнал «Крокодил» и положил на колени. Двоякий смысл: во-первых, чтоб крокодильским юмором смех погасить, а во-вторых, если от постороннего засмеюсь, чтоб на «Крокодил» свалить. Итак, сижу с «Крокодилом» на коленях и смеюсь от постороннего. Вдруг вспомнил, как председателя Астраханского облпотребсоюза Ивана Андреевича Глазкова чёрной икрой через задний проход кормили. Смеюсь, а сам палец и глаза в «Крокодил» впёр. Но сосед слева недоволен. Ему дремать хочется, и моё повизгивание мешает. Впрочем, соседу слева не угодишь. Персональный идиот. Наверно, белорус, судя по его прононсу при разговоре со стюардессой. Я ничего против белорусов в целом не имею, как и против кого бы то ни было, но в их грибной местности идиоты почему-то родятся все ядрёные, один в одного, как боровики. Конечно, эти мои мысли репризны и не всем приятны. Эстрадное рококо. Одни рококо не любят от глупости, а другие от ума. Но есть периоды, когда от барокко устаёшь. Даже Шекспир и Мольер злоупотребляли репризами. Но всякая революция требует монументов, гордых взоров, монастырского ладана в залах, где проповедуется атеизм. И неизбежно в революционной тени должны по ранжиру вырастать подобные соседи слева, отвергающие театр и церковь.

Кромвель сверг не только монархию, но и покойного Шекспира. Шекспира ещё тогда можно было назвать покойным, потому что он умер совсем недавно. Актёров, пойманных на месте преступления, то есть во время лицедейства, подвергали пыткам, прожигали язык раскалённым железом. А со зрителей брали штраф в пять шиллингов. В нынешний революционный период театр и зритель, по сути, подвергаются тем же пыткам, и разного рода послереволюционные реставрации отражаются на судьбе театра подобным же образом. Когда покойного Кромвеля выкопали из привилегированного кладбища, актёров, сохранивших свой язык, часто начали одаривать одеждой с королевского плеча. Нравы требовали комедий, и, если комедий не хватало, в комедии переделывали трагедии. К «Ромео и Джульетте» присочинили весёлый конец и один день играли как трагедию, а второй день — как комедию.

Но ведь и трагедии, разыгравшиеся в истории, могут выглядеть комически, если к ним присочинить другой конец. Трагический поход князя Святослава на Дунай и его неудачная попытка создать в Европе на Дунае русскую столицу Переяславец может быть осуществлена в Переяславце Небесном, как долгие века существовал Небесный Иерусалим.