Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Сегодня ночью лежала без сна и сочинила ужасно красивое стихотворение, которое начиналось так: „Ах, тот, кому дозволено в лесу быть одиноким зверем…“ Нет, это не означает, что мне всегда хочется быть mit mir allein[38]. Это означает, что я пережила тяжелый период общения с людьми, которые ссорятся друг с другом и все время хотят что-то от меня услышать».

Среди всего того, что Астрид рассказывала о себе и своей сущности, которая явно принадлежала иному, сокровенному пространству вдали от шведской повседневности, семейной жизни и дружеского круга, она упоминала и чрезмерную верность, которую назвала «безумием». Конечно, верность – добродетель, но может стать обузой, чем она зачастую и была для Астрид Линдгрен в отношениях с некоторыми друзьями. Карин Нюман много лет наблюдала этот феномен и считала его проблемой, так матерью и не разрешенной:

«Ее преданность друзьям была велика. Астрид испытывала сильные чувства к людям. Но у нее были подруги, которые давили на нее, от которых она уставала из-за их навязчивости, из-за постоянных требований подтвердить их „суверенное“ право на ее общество и интерес. Луиза же для нее была, я думаю, прежде всего, человеком, на чье суждение обо всем, что Астрид писала, можно было положиться, и, насколько мне известно, единственным, с кем Астрид действительно советовалась. Ее совершенно завораживала судьба Луизы, все, что та рассказывала о военном и послевоенном Берлине, ее особая „европейская“ идентичность».

Осада

Если в своей первой сумбурной поездке в Берлин в октябре 1953-го Астрид и не заметила, что Луизу привлекают люди одного с нею пола, вскоре, по возвращении в Стокгольм, картина прояснилась. И дело не только в романтичных письмах: из Германии стали приходить посылки с букетами, цветочными луковицами, книгами и перчатками, шоколадом, желе, вазами с фруктами и билетом на самолет в Берлин. Луиза вела настоящую осаду, хотя у нее уже была подруга в Берлине – Гертруда Лемке, врач-психотерапевт с практикой на Бундесплатц в районе Вильмерсдорф.

Насколько освободительной и интеллектуально привлекательной эта дружба по переписке казалась вначале, настолько утомительными в какой-то момент стали письма Луизы, особенно после встречи на Фурусунде в июле 1954 года, когда Луиза по дороге в Лапландию подъехала к красному деревянному дому Астрид. Багажник ее машины был полон берлинских луковиц и многолетников для сада. Астрид и Луиза провели вместе три дня, много гуляли, говорили по-немецки. Так много и так долго, что Астрид стала шутливо называть Луизу «Шахерезадой». Но не только сказки были на уме у немецкой гостьи: она была влюблена на романтически-идеалистический лад. Вот как Гертруда Лемке описывала десятилетнюю любовь подруги в своем письме 1 июля 1965 года, когда она после смерти Луизы Хартунг отослала Астрид ее письма:

«Луиза создала королевство – с тобой и вокруг тебя, – направила на него всю силу своего воображения, ограждала его от сухих банальностей. Ты смогла очаровать ее и оправдать ее ожидания. И все же она думает о тебе не только как о „королеве запечатанного ларца, блаженных сновидений, неисполнимых мечтаний, неописуемого блаженства“».

Хотя Астрид, общаясь с Луизой, постоянно обозначала свои естественные границы, недовысказанная любовь подруги омрачала их переписку. После отъезда Луизы с Фурусунда в Лапландию и к Северному Ледовитому океану 16 июля 1954 года Астрид написала ей письмо: