Астронавты в лохмотьях. Деревянные космолеты

— Виноват, Ваше Величество! — Отчаявшись, Толлер решил выложить главный козырь. — Мое единственное намерение — спасти жизнь невиновному человеку, а посему я осмеливаюсь напомнить об известной услуге, за которую вы передо мной в долгу.

— Услуге? Услуге?

Толлер кивнул:

— Да, Ваше Величество. Я имею в виду тот случай, когда я спас жизнь не только вам, но и королеве Дасине, а также троим вашим отпрыскам. Прежде я ни разу не затрагивал этой темы, но времена…

— Довольно! — Возмущенный крик Чаккела эхом раскатился под сводами. — Я готов допустить, что ты, спасая собственную шкуру, ненароком выручил мою семью, но ведь это было двадцать с лишним лет назад! Ни разу не затрагивал этой темы, ха! Как только у тебя язык поворачивается! Да ты всякий раз ее касался, когда что-нибудь у меня клянчил. Если хорошенько поразмыслить, то выйдет, что другой темы у тебя отродясь не бывало! Нет, Маракайн, впредь этот номер не пройдет.

— И все же, Ваше Величество, что значит жизнь простого крестьянина в сравнении с четырьмя августейшими…

— Молчать! Хватит! Все, не лезь ко мне с этой ерундой. И вообще за каким лешим ты сюда явился? — Чаккел схватил с этажерки возле трона стопку бумаг и торопливо перелистал. — Ах да! Ты заявил, что хочешь преподнести мне особый подарок. Ну и где же он?

Сообразив, что перегибать палку не стоит, Толлер открыл кожаный футляр и продемонстрировал его содержимое.

— Именно особый, Ваше Величество.

— Металлический меч! — Чаккел страдальчески вздохнул. — Маракайн, твои навязчивые идеи иногда ужасно надоедают. Ведь мы, кажется, раз и навсегда договорились: в оружейном деле железо бракке не замена.

— Этот клинок — из стали. — Толлер взял меч и уже хотел протянуть его королю, когда ему в голову пришла идея. — Мы открыли, что руда из верхней части печи дает необыкновенно твердый металл. Если затем снизить в нем содержание углерода, можно изготовить идеальный клинок. — Опустив футляр на пол, Толлер принял первую позицию фехтовальщика.

Чаккел беспокойно заерзал на троне.

— А ты знаешь, Маракайн, что говорится в протоколе о ношении оружия во дворце? Уж не вызвать ли мне стражу…

Толлер ответил с улыбкой:

— Извольте, Ваше Величество. Вы дадите мне желанную возможность доказать ценность подарка. С этой вещицей в руке я одолею любого рубаку из вашей армии.

— Не смеши! Забирай свою блестящую игрушку, а мне позволь заняться более важными делами.

— Я слов на ветер не бросаю. — В голосе Толлера прозвучала жесткая нотка. — Готов сразиться с вашим лучшим фехтовальщиком.

Чаккел недобро прищурился.

— Похоже, годы подточили твой разум. Надеюсь, ты слыхал о Каркаранде. Ты хоть представляешь, во что он может превратить человека твоих лет?

— Пока у меня этот меч, у него ничего не выйдет. — Толлер опустил клинок. — Я настолько уверен в себе, что готов поставить на кон мое единственное поместье. Ваше Величество, всем известно, что вы азартны. — Решайте же. Все мое имение за жизнь одного простолюдина.

— Вот оно что! — Чаккел отрицательно покачал головой. — Я не расположен…

— Если вам угодно, мы можем драться насмерть.

Чаккел вскочил на ноги.

— Маракайн! Ты приставучий дуралей! Ну, на сей раз ты получишь то, чего так усердно добиваешься с первого дня нашего знакомства! С величайшим удовольствием посмотрю, как в твой толстый череп проникнет луч солнца!

— Спасибо, Ваше Величество, — сухо ответил Толлер. — Ну а пока… как насчет отсрочки казни?

— В этом нет необходимости. Сейчас же все и уладим. — Чаккел воздел руку, и сутулый секретарь, подглядывавший, должно быть, в шпионский глазок, через маленькую дверь вбежал в приемную залу.

— Ваше Величество? — Он так энергично кланялся, будто хотел дать Толлеру понять, что свою осанку выработал за годы усердной службы.

— Во-первых, — сказал Чаккел, — сообщи тем, кто ждет в коридоре, что я отлучился по срочным делам, и пусть им послужит утешением, что мое отсутствие будет недолгим. Во-вторых, передай коменданту дворца, чтобы ровно через три минуты здесь был Каркаранд, при оружии и готовый к разделке.

— Слушаюсь, Ваше Величество. — Секретарь опять поклонился, после чего бросил на Толлера долгий изучающий взгляд и двинулся к двустворчатой двери нетерпеливой походкой человека, которому в конце скучного дня выпало запоминающееся приключение.

Толлер проводил его глазами, использовав паузу, чтобы подумать: а не переступил ли он в своем заступничестве границу здравого смысла?

— В чем дело, а, Маракайн? — К Чаккелу возвратилась веселость. — Никак на попятный?