Атака мертвецов

Конечно, ему известно, что большая часть лазаретов и перевязочных отрядов захвачены противником, а последние медикаменты и бинты давно израсходованы. Раненых – и русских, и немцев – оставляли по деревням на попечение местных жителей. Одному старосте полковник передал для этого все свои личные сбережения – последние сто пятьдесят рублей.

Те же, кого везли с собой, лежали в лесу как попало, под открытым небом, без перевязок. Многие нуждались в немедленной операции. Среди них два командира полка и несколько германских офицеров.

– Командующий приказал сформировать санитарный обоз, – продолжал Чижов. – Вчера его направили к немцам в сопровождении раненых пленных, с фельдшером и под флагом Красного Креста. С ними передали записку командующего, где он просил взамен возврата пленных пропустить наших в Гродно или хотя бы в ближайшее расположение русских войск.

– Ответили? – скептически поинтересовался Белолипецкий.

– Как же. Держи карман шире. Немцы по нам уже тризну справляют, заранее празднуя победу. Было бы глупостью надеяться на их великодушие.

– Тогда зачем?

– А вдруг… Раненым все одно помирать. Да и нам тоже…

Помолчали, слушая доносившийся с улицы шум движения войск. Генерал запрокинул голову и, казалось, уснул.

Белолипецкий негромко прокашлялся:

– Не подскажете, какова обстановка на этот час? Германцы где?

– Не знаю, – не открывая глаз, помотал головой Чижов. – Ничего не знаю. Пока прибывает мой замыкающий полк, отправляю всех на Старожинцы. Видели, что там, на дороге, творится?

Полковник молча кивнул, совершенно упустив из виду, что генерал на него не смотрит. Спохватился, сказав:

– То же, что и в лесу.

– Да. Столпотворение… Хаос…

У Чижова, казалось, опустились руки. Даже усы, всегда такие пышные и ладные, беспомощно свисали с уголков поджатых губ.

Оставив расстроенного генерала, Белолипецкий отправился собирать выходящий к фольварку полк.

Уже засветло полностью смог выйти лишь головной батальон, когда с юга вдруг появилась немецкая пехота, а со стороны деревни Старожинцы по фольварку ударила артиллерия. Били редко, наугад, но шрапнельный огонь, попадающий в скопление войск, страшен. И урожай собирает – будь здоров.

– Развернуться! В цепь! – прокричал полковник сквозь грохот разрывов.

Двигаться дальше в походном порядке сродни безумию.

Видя, что командиры его слышат и ждут лишь уточнений, чтобы начать немедленно действовать, показал на голые высоты к югу:

– Туда! Подняться, занять оборону!

Батальон тут же пришел в движение, рассыпаясь и разворачивая фронт к наступающим немцам. Артиллерию бы еще подтянуть для поддержки. Где этот вездесущий Белоногов? Вечно пропадает куда-то, как в нем нужда…

Поблизости оказалась батарея другой артбригады. Подскочив к ее командиру, штабс-капитану с изможденным лицом, прятавшему голову в поднятый воротник шинели, Белолипецкий крикнул:

– Тащите орудия за моим батальоном на эти высоты! Увидите, откуда пушки палят, встаньте туда фронтом и подавите огнем!

Уставший капитан только слабо качнул головой, не опуская воротника. Но батарея все же повернула к высотам и рысью, выжимая остатки сил из вымотанных лошадей, помчалась выполнять приказ.

Здесь не было густого леса, что рос по всей долине, и полковник надеялся увидеть возвышенность возле деревни Старожинцы, где, как он думал, располагалась вражеская артиллерия. Жаль, остальные батальоны полка со всеми пулеметами завязли в густом потоке и по-прежнему плелись далеко позади. Те силы, которыми сейчас располагал Белолипецкий, могли не сдержать немцев. Патронов почти не осталось. А какой боезапас у артиллеристов, он и подавно не знал.

Вот и склон, поросший кустарником. Пехота упорно карабкается вверх. За ними следом храпящие лошади тянут тяжеленные пушки.

– Не робей, братцы! – вдруг с шашкой в руке, верхом на лошади проносится мимо сам командующий корпусом. – Вперед! За веру, царя и Отечество!

– Урррра-а-а-а!!! – летит ему вослед.

Дружно крикнули ребятки, громко. И вроде пошли быстрей. Штыки выше держат. Смотри-ка, всего несколько слов, брошенных мимоходом, а как приободрили солдат.

Склон закруглился, выровнялся. Батарея, влетев на вершину, растащила пушки по фронту, остановилась, начала сниматься с передков.

Пехота пошла дальше. Ей прикрывать артиллеристов…

И тут сзади страшно загрохотало, изрядно тряхнув землю.

На позиции пушкарей один за другим вспучивались разрывы, раскидывая по сторонам не только снег с комьями земли, но и людей, лошадей, обломки орудий и парков. Похоже, немцы заметили разворачивающуюся артиллерию и открыли огонь сразу двумя или тремя гаубичными батареями. Снаряды ложились кучно. А били откуда-то с тыла. Значит, кольцо сжимается.

Несколько залпов, и от батареи ничего не осталось. Короткое затишье, пока немецкие бомбардиры наводили орудия на новые цели, позволило разглядеть сквозь рваный дым и оседающую пыль разбитые зарядные ящики, перевернутые, покореженные пушки, мертвые тела в солдатских шинелях и бьющихся в агонии раненых лошадей.