Этого только не хватало. Как раз между разрывами полковник увидел в бинокль германские колонны. Некогда заниматься восстановлением телефонной линии. Да и вряд ли это поможет. Вон как плотно дорога обстреливается. Провод наверняка поврежден сразу в нескольких местах, если не в клочья разорван. Когда еще из крепости новый протянут. Да и надолго ли его хватит? Пять, от силы десять минут такого обстрела, и с ним будет то же самое. Проще отправить посыльного…
Командир полка окинул взглядом солдат и офицеров, кто был поблизости. Остановился на Ирманове, рядовом из вольноопределяющихся. Он состоял при командире полка для связи. Молодой дворянин из Петрограда, двадцати семи лет от роду. Зато блестяще показал себя в боях. Не трус и не маменькин сынок. Насколько полковник знал, мобилизация застала Ирманова во Владикавказе. Желая послужить Царю и Отечеству, он кинулся, было, в стоявший там Кизляро-Гребенский казачий полк, который, по слухам, со дня на день должен был выступить в поход. Но раньше, как оказалось, надлежало быть приписанным к казачьему войску. А для этого полагалось иметь свою лошадь, оружие и вообще все военное снаряжение. Денег у парня не было. Родственники не помогли, друзья-приятели тоже. Тогда он приехал в Петроград, где подал прошение в воинское присутствие о зачислении его к отбыванию воинской повинности вольноопределяющимся в один из кавалерийских полков. Однако стать кавалеристом Ирманову так и не довелось. Желая как можно скорее попасть на передовую, он после долгих мытарств получил, наконец, назначение вольноопределяющимся в 84-й пехотный Ширванский Его Величества полк.
Не спуская глаз с Ирманова, полковник произнес:
– Мне нужен охотник, чтобы пробраться в крепость и отнести сообщение командиру батареи.
– Разрешите я пойду, ваше превосходительство, – вполне ожидаемо вызвался вольноопределяющийся.
Пурцеладзе кивнул, быстро написал донесение, сложил и передал Ирманову, напутствовав напоследок по-отечески:
– Ну, Николай, с богом!
Тот выскочил из окопа, пробежал несколько шагов, как вдруг рядом разорвался снаряд. Хлестнул напор тугого воздуха, сбивая с ног, и Николай с размаху шлепнулся в размочаленную грязь. Немного полежав, поднялся, ощупал себя. Убедился, что цел, и пошел в сторону крепости.
А вокруг ад кромешный. Дорога обстреливалась и тяжелыми орудиями, и шрапнелью. То громко бахало, закладывая уши, то слышались резкие звуки, напоминающие лай собаки. Несколько раз что-то пролетало, казалось, над самой головой, и Николай бросался на землю. Когда опасность миновала, вставал и шел дальше, пока не прилетал очередной подарок от немцев. И так все шесть или восемь верст, отделяющие передовые позиции от ближайшего форта. Уже у самой крепости опять невдалеке разорвался снаряд. В пригнувшегося Николая полетели камни. Глупо было бы погибнуть, почти дойдя до цели. Скорее внутрь! Ирманов побежал. Не останавливался, пока не добрался до места. А передав пакет, развернулся и пошел обратно, в окопы…
– Разрешите? – в кабинет коменданта крепости заглянул капитан Свечников.
– Прошу, Михаил Степанович, входите. – Генерал Бржозовский, с недавних пор занявший этот кабинет вместо убывшего Шульмана, повернул к начальнику штаба усталое лицо с припухлыми веками. – Что у вас?
Рядом с ним, перед расстеленной на столе картой, стоял генерал-майор Омельянович-Павленко.
– Донесение из передового отряда, ваше превосходительство.
– Давайте! – Бржозовский проворно шагнул навстречу, нетерпеливо протягивая руку.
Быстро прочитав текст, передал слегка помятый листок Омельяновичу, а сам обратился к Свечникову:
– Связь с отрядом наладили?
– Отправил телефонистов. Жду доклад.
– Хорошо. Полковник Пурцеладзе просит открыть огонь по скоплению немецкой пехоты…
– Уже сделано. Полковник Лысенко взял на себя смелость отдать приказ на немедленное открытие огня по указанным квадратам. Я одобрил. Не возражаете?
– Ни в коем разе. Вы и Лысенко все сделали правильно. Время, к сожалению, работает не на нас. Как думаете, Николай Иванович, сможет ваш отряд продержаться еще хотя бы день-другой?
Это вопрос уже к Омельяновичу. Отложив листок, генерал вздохнул:
– Даже не знаю, ваше превосходительство. Артиллерия противника все время поражает окопы и бомбит внутреннее пространство. Утомление войск, моральное и физическое, достигло крайнего напряжения. Более-менее боеспособными остались только три батальона ширванцев. Но и они занимают фронт в семь-восемь верст и сильно ослаблены потерями.
Комендант подошел к расстеленной карте. Склонился над ней в задумчивости, уперев руки в стол.
– Надо, Николай Иванович, – проговорил медленно. – Любой ценой надо продержаться, по меньшей мере, сутки. Надеюсь, за это время мы окончим работы в крепости и взорвем лед на Бобре и в водяных рвах. Так вот вам прямой приказ: продолжать оборону занятой позиции.