Атака мертвецов

Ипатьев остановился. Посмотрел на меня, огладил аккуратный клинышек бородки, усмехнулся:

– Ишь ты, кипит, что твой самовар. И уши, словно медные, сверкают. Николай Иванович, я ценю вас более других сотрудников комитета. И даже, пожалуй, люблю. Журю вас по-отечески: вы распыляетесь, друг мой. Понятно, что вам многое дано; но так многое и спросится. Кроме того, я зол. Но не на вас, а на вышестоящее начальство: нам придётся расстаться.

– И рапорт не понадобится? – не понял я.

– Нет. Вас отзывают в распоряжение Особого комитета при Генеральном штабе. Ваш доклад относительно прорыва обороны с применением блиндированных экипажей воспринят очень серьёзно. И мне жаль расставаться с вами, разлюбезный Николай Иванович. Уж простите, что ворчал на вас; но исключительно ради вашей же пользы.

Он протянул руку; я вскочил, чтобы пожать.

– Докажите там, что русские химики – люди во всех смыслах уникальные. Ведь так и есть, не правда ли? А когда закончите миссию – возвращайтесь. Помните: я всегда найду для вас должность в своём ведомстве. Удачи!

* * *

Первый меч вызвал к жизни первый щит; на войне всегда так: средства нападения состязаются со средствами защиты. Каменные замки исчезли с развитием артиллерии, но на смену им пришли лучше приспособленные к орудийной пальбе земляные укрепления. Полвека назад корабельная броня одолела на время мощь пушек – и моряки срочно принялись оснащать боевые корабли таранами, будто вернулись времена древнегреческих триер.

Нынешняя неуязвимость зарывшихся в землю, защищённых бетоном позиций, насыщенных пулемётами, прикрытых бесчисленными рядами колючей проволоки, превратила войну в бессмысленное истребление; оборона победила наступление. Всемерное развитие артиллерии, боевые газы – это всё полумеры; всегда найдётся неразрушенное пулемётное гнездо, которое остановит атаку пехоты.

Нужно подвижное средство, защищённое бронёй от пуль и способное преодолевать бездорожье поля боя, прорывая при этом инженерные заграждения и уничтожая огневые точки врага.

Я подробно изучил материалы по «Вездеходу» – машине, изготовленной на русско-балтийском заводе. Поехал в Ригу, познакомился с изобретателем. Пороховщиков был изнурён борьбой с военным ведомством: с него требовали отчёта в потраченных десятках тысяч рублей; он поносил ретроградов и превозносил своё изобретение, но мне достаточно было взглянуть на машину, и всё стало ясно.

«Вездеход» никуда не годился: его единственная, расположенная под корпусом, широкая прорезиненная гусеница была не способна рвать «колючку», а малая длина машины не позволяла преодолевать окопы. Всё остальное уже не имело значения: я вполуха слушал рассказы об улучшении управляемости и новых проточках на барабанах, снижавших вероятность соскакивания гусеницы; о достигнутой скорости в сорок вёрст за час. Совершенно фантастическая идея пирамиды из трёх пулемётных башен, расположенных одна над другой, рассмешила меня: пулемётчикам пришлось бы драться между собой за возможность стрелять.

Словом, это была пустышка.

Ничего не дало и подробное изучение проекта «Бронеход» кораблестроителя Василия Дмитриевича Менделеева. Здесь я испытал нечто вроде неловкости: ведь автор был не кем иным, как сыном обожаемого мной великого химика. Но увы: аппарат весом в сто семьдесят тонн не способен был служить даже «подвижным фортом», не говоря уже об использовании его для активного наступления: он бы просто провалился в любой грунт, кроме забетонированной на аршин в глубину площадки.

Ходили смутные слухи о некоем «Мастодонте» капитана Лебеденко – секретной гигантской повозке с колёсами в трёхэтажный дом. Якобы эта машина была построена в лесах под Дмитровом, но застряла при первом же испытании, едва проехав десяток саженей, и её дальнейшая судьба неизвестна, хотя проект поддержал сам государь.

Архив Управления был завален проектами и чертежами, выполненными на кульмане и на листочках в клеточку; написанных технически безупречно или, наоборот, безграмотно, с жуткими орфографическими ошибками. Я с азартом бросился в это море – и зря, чуть не утонул. Вскоре моя несчастная голова раскалывалась от бесконечного числа «Улучшенных черепах» размером с цирк-шапито, вооружённых не хуже доброго крейсера; от «портсигаров» – небольших бронекоробок размером с чемодан на колёсах: в них, по замыслу автора, должны были вползать бойцы и двигаться к вражеским окопам, отталкиваясь ногами. Абсолютно мертворождённые идеи.

Полгода усилий впустую. Я оказался в том же «позиционном тупике», что и вся воюющая Европа. Решения не находилось; было от чего удариться в разочарование и хандру.

Только чудо заставляло меня продолжать трудиться и думать; отбрасывая один вариант, тут же приниматься за другой.

У этого чуда были зелёные глаза и чёрные волосы. А звали его Дашенька.

Наши встречи урывками, её нежные письма – всё это было прекрасно. Лишь одно омрачало наш роман: я несколько раз в самый неподходящий момент называл её другим именем.

Да! Я называл мою любимую Ольгой. Словно какая-то отрава поразила меня глубоко и надолго.

Быть может, навсегда.

* * *