Атаман

— Казаки, девчата. Давайте-ка и палатки тоже свернем. Может так случиться, что эти минуты спасут кому-нибудь жизнь. Вдруг там бандиты. Добро?

Дети молча и дружно рассредоточились. Не прошло и пяти минут, как все палатки были свернуты и уложены в рюкзаки. Когда школьники снова окружили Смагина, в его голову неожиданно пришла следующая трезвая мысль. «Надо их пересчитать, может, еще кого-то нет». Он вновь собрал ребят вокруг себя и в полголоса распорядился построиться по отрядам, как стояли в станице.

— Посчитаю вас, — коротко прокомментировал он невысказанный вопрос.

Школьники торопливо, но молча построились. Смагин поймал себя на мысли, что он первый раз видит, как тихо и в то же время быстро занимают места в строю ученики 9-го класса.

— Оглянулись вокруг, посмотрели друг на друга. Кого нет?

— Осанова нет, — раздался девичий голос. Это Нина увидела, что отсутствует сосед.

— Петьки тоже нет, Ботвиньева.

— Так, — протянул Смагин и мысленно выругался, — вдвоем убёгли.

***

Трофим Линейный испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, его не могли не тревожить загадочные выстрелы полпятого утра в центре Черного леса. А особенно то обстоятельство, что позади него в палаточном городке в эти минуты переживали и волновались, не ведая, что происходит, без малого три десятка подростков, за которых он, Трофим, в ответе. С другой стороны, пробираясь сейчас через ночной лес и держа курс на овраг, он будто вернулся лет на десять назад в свои лейтенантские пограничные годы, что провел в горах Таджикистана. Насыщенность чувств бодрила и навевала ностальгические воспоминания. Увлекшись ими, он чуть не пропустил острый сук, направленный прямиком в живот. Только в последний момент, когда он уже коснулся обломанным концом одежды Трофима, тот резко затормозил, краем глаза заметив серый вытянутый сгусток тени внизу. Остановившись, он вытер внезапно выступивший пот на лбу, и тихо проговорил: «Так, с ностальгией надо заканчивать».

Деревья расступились внезапно, и он очутился на краю оврага. Ни секунды не сомневаясь в правильности действий, он с разбегу скатился на его сырое дно и только там остановился, чтобы принять следующее решение. Одиночные выстрелы гремели все реже. Он понял, что стреляли со дна оврага, метрах в трехстах впереди. Дальше Линейный двинулся пригибаясь и стараясь слиться со стенками оврага. Под ногами хлюпало, ступни скользили по глине. Временами только сук в руке, служивший теперь посохом, спасал Трофима от неминуемого падения.

— Стоять!

Негромкий голос с характерным акцентом, раздавшийся за спиной, прозвучал для мгновенно оценившего всю проигрышность позиции Линейного как приговор. Он замер, сжимая бесполезную теперь палку. Где-то в желудке бешено колотилось испуганное сердце.

— Палку ложи. Руки подними.

Трофим медленно наклонился и положил сук на землю. И в тот же миг он понял, что нужно делать. Он обернулся. Контролируя каждое его движение, в лицо смотрело дуло автомата. Линейный набрал полную грудь воздуха и, падая на спину, закричал во всю силу легких:

— Вася, бегите!

Автоматная очередь заглушила последний слог.

***

Автобус высадил вооруженных казаков за станицей на малоезжей полевой дороге. В просветах голого кустарника виднелся хлипкий мостик через Лабу. Выпрыгивали быстро, без лишних разговоров. Прежде чем выдвигаться, отправили Самогона на разведку — Атаман не хотел попадаться кому-нибудь из станичных на глаза. Конечно, такое событие, как сборы двух десятков казаков в боевой поход, удержать в тайне невозможно, но хотя бы задержать распространение новостей можно было попробовать. Самогон скорым шагом выскочил на мостик, быстро осмотрелся и махнул оттуда рукой — путь свободен. Казаки рванули бегом. На одном дыхании перескочили по его раскачивающимся и временами прогибающимся жердочкам и, не сбавляя хода, понеслись дальше. Заросли начинались сразу после узкой полосы травянистого берега. Всей толпой без строя они тут же скрылись в прибрежных перелесках. Тропок здесь встречалось немало, они выбрали более-менее подходящую по направлению и на первых порах передвигались с комфортом, по крайней мере не лезли в крапивные заросли. Через минуту никакой случайный прохожий, если бы таковой имелся, не смог бы уже разглядеть даже их спины в утреннем полумраке. Постепенно светало. Погода, испортившаяся накануне, продолжала испытывать казаков мокрой холодной сыпью и пронизывающим ветром. Впрочем, холода они не чувствовали. Напротив, когда минут через пятнадцать стремительного бега Атаман дал команду перейти на шаг, от всех валил пар. Кое-кто даже расстегнулся. Пробежка многим казакам далась непросто. В отряде собралось немало возрастных казаков. Василий Иванович, еле дождавшись остановки, схватился рукой за сердце и дальше шел с ощущением боли в груди. Но крепился. К Атаману приблизился Корнелий Петрович. Он шумно дышал, и часто сплевывал:

— Слышь, Атаман.

Никита Егорович и сам порядком запыхавшийся обернулся.