А как хорошо все начиналось. Когда Юшка Роденков и Воинко Иванов одновременно пальнули в горцев и тут же, воспользовавшись неразберихой и будто специально выставленной дымовой завесой, упали и споро поползли в сторону леса, Атаман, рискуя быть подстреленным, выглянул из-за деревьев и, почти не целясь, выстрелил в группу черкесов, собравшихся около князя. В данном случае риск был оправдан — так его увидели все казаки. Потому и залп получился почти одновременным. А потом все уже палили почем зря.
— Эх, как же они так быстро-то, — Атаман выстрелил в какого-то неосмотрительно поднявшегося горца и, не успев разглядеть упал тот или нет, пригнувшись, перезаряжая на ходу, перебежал назад на пару деревьев. И только пристроился спиной к шершавой коре ствола, как чуть ниже подбородка в сочную мякоть древесины чмокнулась пуля.
— Гады, плотно пасут.
Он еще раз выстрелил наугад, перехватил бердану за ствол, обжегся и, тряся ладонью, упал в траву.
— Похоже, пора, — он слегка привстал, укрытый от горцев метровой толщины стволом дуба. Осмотрелся.
Казалось, черкесы палили со все сторон. Выстрелы гремели без пауз, и почти все пули летели в казачью сторону. По крайней мере Петр Жук сделал именно такой вывод. Первые фигуры горцев уже прятались за крайними деревьями, изредка выглядывая оттуда, чтобы сделать очередной выстрел.
Атаман выпрямился за дубом в полный рост, набрал полную грудь воздуха и пронзительно, как умели, наверное, все мальчишки станицы свистнул. Раз — коротко и второй раз — длинней. Сигнал к отходу. И тут кто-то, Жуку показалось — кувалдой, треснул его по виску. Звезды в глазах бросились в рассыпную. На какое-то время он полностью выпал из боя. Он не знал, сколько пробыл в отключке, но когда сознание вернулось, понял, что по-прежнему стоит на том же месте, крепко, чтобы не упасть. прижавшись спиной к дубу, и мотает головой, словно пытаясь вытрясти из мозга плывущие там разноцветные круги. В следующий момент он вспомнил, что ему нужно делать. Собравшись с силами, он насколько мог усилием воли остановил кружащийся перед лицом голый весенний лес, сухую серую траву, белесые облака в светлом небе и медленно перезарядил бердану. Что-то горячее текло по щеке. Он вытерся рукавом и осторожно выставил голову. Совсем рядом, шагах в тридцати, из-за дерева выглядывал дергающийся бешмет горца. Судя по характерным движениям, горец энергично забивал шомполом пыж в дуло старинного ружья.
— Ага, вот ты где. — Атаман, перебарывая тошноту и дрожание в руках, тщательно прицелился. Он знал, что тот сейчас обязательно выглянет, и даже на мгновение представил себе это бородатое с седой полоской над губами и озадаченное лицо почему-то со шрамом у правой брови. В этот шрам он выстрелил. У него уже не было времени анализировать, откуда узнал, что горец будет со шрамом и бородой и даже с седыми усами. Счет пошел на мгновенья.
Стрельнув еще раз для острастки в другого перебегавшего между деревьев горца, краем глаза заметив, что попал, он развернулся и, стараясь держать за спиной дерево, со всех ног бросился в чащу. Все-таки он легко отделался. Похоже, только сотрясение. А то, что кровь течет, — дело десятое. Наверное, кусок волос выдрало. Точно, в рубашке родился. Голова кружилась, подташнивало, но он терпел и бежал без остановок. К счастью, в лиственном лесу почти не попадалось валежника. А там, где он собирался-таки в кучу, всегда находился путь для обхода. Прыгать сейчас Атаман бы не смог. За спиной редели выстрелы. Впереди уже виднелась тополиная роща. Мысленно он попросил Спаса помочь казакам удачей. Ох, как она была нужна сейчас. В полуверсте от места сражения на прогалине тополиной рощи их ждали привязанные кони.
Атаман прибежал последним. Девять казаков — он еще на бегу быстро пересчитал станичников — уже сидели в седлах. Воинко держал в руке вожжи Кузи — верного и опытного жеребца Жука, терпеливо ожидающего хозяина.
— Все на месте? — на всякий случай уточнил Атаман.
— Все. Тебя только не хватало. Ты ранен?
— Ерунда. — Атаман осторожно забрался в седло. Взгляд ухватил свежую лепешку отрезанного уха с окровавленным краем на груди Воинко. Не успев осмыслить, он скомандовал:
— Ходу.
Отделение рвануло галопом.
Тополиная роща не долго радовала казаков отсутствием бурелома и оврагов. Через полчаса казаки въехали в темное диколесье, и вскоре им пришлось спешиться. Высокие сухие дудки хлестали по плечам, прошлогодние вязкие хвощи спутывали ноги. Завалы тонких стволов клена и осины, дикой вишни, заросли орешника то и дело заставляли их искать обходы. Где других путей не находилось, протискивались, перелазили, раздвигая паутину веток, продвигались больше шагом, а то и на карачках. Больше всего страдали кони — сбруя цеплялась за кусты, острые ветки норовили залезть в глаза, на худой конец, в ноздри. Да и чтобы протащить тяжелых жеребцов и лошадей через валежник, надо было сильно постараться. Одно радовало — преследователям тоже придется не сладко.