Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

Движение за создание подобных отрядов среди местных антибольшевистских сил началось еще до создания Донского Гражданского совета. Во время боев за Ростов, видя ненадежность регулярных казачьих полков, по совету бежавшего на Дон командующего Петроградским военным округом Полковникова 27 ноября Калединым был отдан приказ о формировании добровольческих сотен[93]. Начала формироваться офицерская дружина (1-я Донская добровольческая дружина) полковника Ляхова – 200 человек (офицеров в ней было всего 20). 30 ноября сорганизовался знаменитый отряд есаула Чернецова[94].

Василий Михайлович Чернецов (1890–1918) происходил из казаков Калитвенской станицы. Его отец – Михаил Осипович – был ветеринарным фельдшером. Василий Чернецов закончил Новочеркасское юнкерское училище в 1909 г. и был выпущен хорунжим в 9-й Донской полк. В 1913 году Чернецов производится в сотники и переводится «на льготу», в мае 1914 года, еще до войны, он награждается орденом Св. Станислава 3-й степени.

Когда началась Первая мировая война, Чернецов по мобилизации попадает младшим офицером в 26-й Донской полк, второй полк 9-го полкового звена. Вместе с полком в составе 4-й Донской дивизии Чернецов сражается против австрийцев и немцев, получает два ранения – 20 ноября 1914 года у деревни Лехово и 27 февраля 1915 года у деревни Александрово, – награждается еще одним Станиславом, двумя Аннами и за деревню Александрово – Владимиром. С 30 августа 1915 года он назначается командиром партизанской сотни 4-й Донской дивизии. В условиях позиционной войны специально создаваемые при кавалерийских и казачьих дивизиях партизанские сотни стали наиболее активными и результативными частями. Вскоре Чернецов награждается «Георгиевским оружием» за нападение с сотней на немецкие позиции у деревни Гривнек, во время которого была уничтожена рота немцев и взято 12 пленных. В 1916 году Чернецов получает чин подъесаула (старшинство с 13 августа 1915 г.) и есаула (старшинство с 20 февраля 1916 г.) и 12 августа вновь попадает в госпиталь. Больше на фронт он не возвращается. Во главе 39-й особой сотни он несет службу в угольном районе, сдерживает столкновения между шахтерами и администрацией шахт, а в 1917 году активно включается в политику. От родной станицы Калитвенской Чернецов избирается делегатом на Большой Войсковой Круг.

На Круге Чернецов всегда занимает более решительную позицию, чем большинство остальных делегатов. Когда Круг признает власть Временного правительства и высказывает уверенность, что оно оградит страну от анархии и разрухи, Чернецов предлагает дополнить эту резолюцию указанием, что донское войско готово оказать реальную поддержку Временному правительству. «Войсковой Круг отнесся к этим речам несочувственно, и поправка была отвергнута»[95].

После корниловского выступления Чернецов на Круге заявляет: «Дело не в самом Корнилове, а в одушевлявшей его идее – спасения России. Эту идею теперь пытаются забросать грязью… Где, например, свобода личности? Даже при старом режиме было лучше… Всюду идет разрушение, а никаких новых ценностей не создается»[96].

В угольном районе, где отношения рабочих с работодателями были обострены до предела, Чернецов не уклонялся от конфликтов. Он был напорист, самоуверен, даже развязен. Газеты смаковали сцены: Чернецов на собрании рабочих сидит у стола президиума и щелкает себя стеком по сапогу:

– Кто назвал мое поведение нахальным? Значит, никто не назвал? Тааак…

… Чернецов ставит по стойке «смирно» солдата – председателя местного революционного комитета…

… Чернецов спокойно говорит рабочим, окружившим его авто:

– Через 10 минут здесь будет моя сотня… задерживать меня не советую…

А вот крови шахтеров, в чем его обвиняли впоследствии, на нем не было. При том уровне демократизации и гласности любое убийство прогремело бы на всю Область Войска Донского, на всю Россию… Даже позже, после Октября, когда, разоружая Парамоновский рудник, Чернецов арестовал 40 рабочих-дружинников, из Новочеркасска пришел приказ освободить их и, естественно, был выполнен.

После октябрьского переворота, в период разброда и шатания, именно такие, как Чернецов, объединяли вокруг себя все активные, способные к борьбе силы. Изначально ставка делалась на офицерские кадры. В Новочеркасске в это время числилось 4 тысячи офицеров. На призыв Чернецова в офицерское собрание пришли 800, на предложение записаться в «партизаны» откликнулись 27, затем еще 115, но на следующий день на отправку явились всего 30 человек[97].