Читаем Атаман Платов полностью

В партизанских отрядах было немало казачьих сотен. Недавно Денис Давыдов прислал Платову донесение, в котором сообщал об отменных действиях в его отряде донских казаков. Польщённый Матвей Иванович тут же ответил: «Приятельское уведомление ваше через урядника Тузова я получил. Радуюсь очень успехами вашими над неприятелем, они славны, и я не могу довольно выхвалить их… Бей и воюй, достойный Денис Васильевич, с нашедшею вражской силой на Россию и умножай оружия российского и собственную свою славу!»

Партизанские отряды незримо окружили французскую армию. Между Можайском и Вязьмой действовал неустрашимый Денис Давыдов, в окрестностях Можайска — отряд полковника Вадбольского, на Боровской дороге — поручика Фонвизина, капитан Сеславин со своим отрядом наводил на неприятеля ужас, действуя между Боровском и Московской, капитан Фигнер — в окрестностях самой Москвы, полковник Кудашев — на Серпуховской, а Ефремов — на Рязанской дороге.

Отряды взаимодействовали с крестьянскими партизанскими отрядами, нападали на обозы неприятеля, уничтожали мосты, переправы, в лесу сооружали засеки, вели разведку.

Толкнув дверь, Матвей Иванович вошёл в избу. Сидевшие за столом офицеры вскочили, наступила тишина.

— По какому случаю торжество? — скосил он глаз на уставленный тарелками стол, там же стоял кувшин с вином.

— Разрешите доложить? — выступил светловолосый майор.

— Скобелев! — узнал Матвей Иванович адъютанта из Главной квартиры. В Бородинском сражении он держал связь с казачьим корпусом Платова. — Вы уже майор!

— Так точно, он самый! — скороговоркой ответил тот. — Отмечаем звание, во-первых…

— А во-вторых?

— Из Москвы прибыл капитан-храбрец Александр Фигнер. — Скобелев указал на среднего роста артиллерийского капитана с удивительно светлыми и чистыми глазами.

— Рад познакомиться.

— Ваше высокопревосходительство, позвольте по этому случаю пригласить вас к столу! — Офицер с густыми бакенбардами — Крутов — с грохотом отодвинул тяжёлый табурет.

— Выходит, в самом деле я гость. Ну молодцы вы! — ответил Платов шуткой, садясь за стол.

— Бокал! — скомандовал денщику молодой драгун-поручик.

Степан поспешно поставил гранёный стакан.

В торце стола сидел темноволосый с задумчивым лицом офицер, которого однажды Матвей Иванович видел в Леташовке.

— Это — знаменитый наш пиит Василий Жуковский, — представил его Скобелев.

Тот встал и отвесил поклон и, не проронив слова, сел. Была в нём та мягкость, податливость характера, которая вызывает ответную любезность и уважение. — Очень приятно, — произнёс Матвей Иванович. — А как по батюшке?

— Василий Андреевич, — ответил Жуковский и опять поклонился.

— Разрешите мне тост, — поднял стакан Фигнер. И, не ожидая согласия сидящих, продолжил: — Я предлагаю тост за нашу победу! За изгнание французов не только из Москвы, но и из пределов нашей любимой России-матушки!

О Фигнере ходили легенды. Рассказывали о необыкновенной, граничившей с безумством смелости. Совсем недавно он явился к главнокомандующему и попросил разрешения проникнуть в Москву для разведывания неприятеля. Кутузов не стал возражать. Распорядился подчинить ему семь сорвиголов-казаков. «Остальных подбирай по своей воле из народа. В том тебе полная свобода».

Переодевшись в цивильное платье, Фигнер проник в Москву. Выдавая себя то за купца, то за немецкого коммерсанта, он толкался среди французских офицеров и солдат, прислушивался к разговорам, выуживал полезное.

Питая фанатическую ненависть к Наполеону, он вознамерился его убить. Каким-то образом Наполеону стало известно о намерении русского офицера. Он приказал схватить лазутчика и доставить к нему. За поимку назначил немалую сумму. Фигнер стал, таким образом, личным врагом грозного властелина…

— За победу! — подхватили офицеры.

Вино выпили стоя, с торжественной решимостью сражаться до конца.

— Ты бы рассказал нам о своём московском приключении, — попросил Фигнера Жуковский.

— Поведай, Александр, — поддержал его офицер с бакенбардами.

— О себе рассказывать не могу и не хочу. Былое быльём поросло. Уж кто из нас достоин внимания, так это Иван Скобелев. За дела отменные у него и шпага золотая, и ордена, да и недавно в чин майорский возведён.

— Чином, господа, я более всего обязан нашему пииту, Василию Андреевичу. — И Скобелев указал на тихо сидевшего Жуковского.

— Каким же образом? — спросил Крутов и пригладил рукой бакенбарды.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары