Атаман Платов

«Что за страна! — думал он. — Скорей бежать! Бежать!» Эта мысль всё более и более овладевала им. Да, конечно, нужно бежать. Покинуть тайком армию и уехать подальше от опасности.

Утром он встал с твёрдой решимостью поступить так, как надумал ночью. И чем скорее он это сделает, тем будет лучше.

Казака Степкова, когда он достиг французского обоза на дороге, привлёк обитый железом ящик. Среди прочей поклажи, что находилось в фуре, ящик выделялся и размерами и видом. Крышка закрыта на два замка, на шёлковом шнуре — сургучная печать.

«Не иначе как в нём что-то секретное», — подумал казак и сбросил с фуры ящик. Ударом пики он в два приёма сбил замок, рванул шнур с печатью.

Ровными рядами лежали переплетённые в кожу книги. Сверху голубая папка. На ней золотое тиснение, в замысловатом сплетении линий выделяются две буквы: «N» и «А». В папке пергаментные листы, чернильной вязью выведены строчки. Перелистал казак пергамент, ничего не понял. В конце висели на ленточках две сургучные печати.

Степков не знал, как поступить с находкой. Но тут подскочил есаул, его сотенный.

— Нашёл время любоваться! Вместо того чтобы на возу шарить, помог бы с пушками разделаться!

Казак сунул находку в перемётную суму и бросился к артиллеристам. На следующий день он ту папку переложил в мешок, где хранил трофеи.

Так и лежала голубая папка в мешке, пока казака не подстрелили в одной из перепалок. Разбирая вещи убитого, на папку наткнулись товарищи.

Прослышав о папке, командир полка приказал немедленно показать её, а посмотрев, тут же поскакал к Платову.

Матвей Иванович прочитал текст, увидел в конце подписи Наполеона и императора России Александра и обомлел. Эту папку он видел летом 1807 года в Тильзите, когда Наполеон и Александр заключили Тильзитский мир.

Держа в руках голубую папку, генерал Платов понял, что коль договор у него в руках, то можно считать его недействительным! Документ, который не имеет цены! Немедленно к императору Александру! Благо он при армии. Никогда Матвей Иванович не торопил так возницу кареты. Он готов был даже мчаться верхом.

— Незамедлительно доложите обо мне императору, — потребовал он у генерал-адъютанта. — Дело весьма срочное, государственной важности.

Его допустили к императору тут же.

— Ваше величество, вот Тильзитский договор. Тот самый, что хранился у Наполеона. Прошу его принять. — Платов с торжественным видом держал на вытянутых руках папку. — Отныне никаких обязательств по оному договору Россия не несёт.

Александр с недоумением смотрел на атамана. Потом взял папку, перелистал, усмехнулся:

— Гм! В самом деле договор. И его доставили казаки?

— Так точно, они самые!

— Опоздал, генерал. — Александр захлопнул папку. — Договор потерял силу с того дня, когда войска Наполеона перешли русскую границу. Однако ж… — он сделал многозначительную паузу, — в знак воинской доблести Войска Донского передаю этот договор тебе. Пусть отныне твой род станет его хранителем.

Почти сто тридцать лет важнейший для России документ хранили потомки атамана. И лишь весной 1941 года он попал в один из московских музеев, где находится и поныне.

ПОД КРАСНЫМ

Платова разбудили на исходе ночи. — Ваше превосходительство, проснитесь, важная новость.

Услышав знакомый голос Шперберга, Матвей Иванович оторвал голову от подушки.

— Что случилось?

Не отойдя ещё ото сна, сел на лавку, сладко зевнул и передёрнул плечами. Догадливый денщик проворно подставил валенки, и он сунул в них длинные ноги.

— Прискакал сотник от полковника Чернозубова. Доставил чрезвычайной важности вести.

За полковником стоял офицер — казак в лохматой шапке, стянутом ремнями полушубке, на боку сабля, в руке плеть.

— Какого Чернозубова? Степана иль Ильи?

— Чернозубова-четвёртого, Степана.

— Что доносит? — Матвей Иванович потянулся к лежащей на скамье бурке, накинул её на плечи, перевёл взгляд на прибывшего.

— Сотник Наркин, — назвался тот простуженным голосом. Попытался щёлкнуть каблуками, но перемёрз так, что ноги не слушались, и щелчок не удался. — Господин полковник приказал доложить, что полк вступил в бой и теперь сидит на хвосте неприятельской колонны.

— Сидит на хвосте, — недовольно проговорил Платов. — Ты сказывай, где с французом схлестнулись?

— У села Сырокорень, ваше превосходительство. Французы как раз там свернули с дороги и перебрались через Днепр.

— Что-о? Перебрались через Днепр? — Сон как рукой смахнуло. — Французы перешли на наш берег? Да как же они смогли? Там ведь мостов нет!

— Совершенно верно, ни одного моста, — подтвердил Шперберг.

— А они по льду, — прохрипел сотник.

— И лёд выдержал? — усомнился Матвей Иванович.

— Они на лёд настил из досок наложили. Сами прошли и коней перевели, а вот орудия не успели. Десять их пушек захватили и прислугу.

— Карту! — потребовал Платов.

Шперберг достал из сумки изрядно потрёпанную карту, исчерченную к тому же карандашными значками и пометками, расстелил её, и Матвей Иванович низко склонил лысоватую, тронутую сединой голову.