Атаман Войска Донского Платов

Кроме мужа, Императрица, как и всякая заботливая мать, немецкая мать (родом она была из Вюртемберга), хорошо знала своих детей. Она видела, как замкнут стал старший сын, как мучают его отцовские выходки, доходящие до оскорблений. Как и все дети, выросшие под присмотром бабушки, Александр любил бабушку Екатерину Великую, больше отца и смотрел на отца ее, бабушкиными, глазами. Но, кроме того, она знала, что Александр слаб, неуверен, будет избегать открытого столкновения, переживать, а это гораздо хуже. Лучше б он вспылил. Император тоже вспыльчив, но отходчив. Наорав, он мог бы просто обнять сына… Вот Константин, тот другой, настоящий отец, и внешне очень похож…

В ту ночь, уже после двух пополуночи, Императрицу разбудила обер-гофмейстерина Дарья Христофоровна Ливен. Марии Федоровне снилось что-то непонятное и тревожное.

— Кто там? — спросила она.

— Это я, Ваше Величество!

Императрица все еще была во власти страшных видений.

— О! — сказала она, наконец, придя в себя. — Я уверена, что Александра умерла… Пришли известия из Вены?

— Нет, Ваше Величество, не она…

— Не Александра? О! Так это Император!..

— Да. У Его Величества апоплексический удар… Он очень плох…

— «Плох!» — воскликнула Мария Федоровна, стремительно, поднимаясь с кровати. — Нет, он мертв… Его…

— Ваше Величество…

— Его убили! Пустите меня… — и она, как была без чулок и башмаков, бросилась к двери, ведущей через комнату с внутренней лестницей в кабинет к Императору.

Ливен успела набросить салоп на ее плечи и поспешила следом.

Дверь распахнулась. Шаг вперед… И два штыка, сверкнув в тусклом свете люстры, скрестились перед лицом Императрицы.

— Что такое? — в голосе ее было больше удивления, чем других чувств. — Пропустите меня!

Часовые напряженно молчали, видно было, как подрагивают штыки в напрягшихся руках, у одного по щеке сбегала капля пота.

— Кто здесь?.. Кто командует? Волков, вы? — узнала она штабс-капитана Семеновского полка. — Немедленно пропустите меня к моему мужу! А ну!..

Бледный Волков пятился и отрицательно качал головой. «Н-не имею… Н-не могу», — разобрала она, ухватилась руками за стволы ружей и рванула. Часовые чуть качнулись и снова замерли.

— Пропустите меня к моему мужу!..

Полковой адъютант семеновцев Полторацкий почти бегом приблизился к ней и срывающимся голосом объявил, что она не пройдет, ему дано приказание не пускать ее.

— О! Да вы… — вскричала Мария Федоровна, но вдруг смолкла, застонала и качнулась, готовая упасть. Графиня Ливен поддержала ее.

Полторацкий, морщась, обернулся к солдатам. Движение, звяк оружия. Мария Федоровна вдруг прямо перед самым лицом увидела стакан с водой. Стакан мелко дрожал, ронял капли.

— О, нет… — она сделала отрицательный жест рукой.

— Выкушайте, матушка. Вода не отравлена, не бойтесь за себя, — сказал державший стакан семеновец, отхлебнул сам и вновь протянул ей стакан.

Вздохнув, она взяла и сделала несколько глотков.

Кто-то вынул стакан из ее рук. Отрывистыми, механическими движениями она повернулась и пошла к себе в апартаменты.

— Я неодета…

— Одну минуту, Ваше Величество…

— И пойдите узнайте, кто все это творит. Я коронована, мне предстоит царствовать. А эти люди… Они должны присягать мне… Неужто они не знают?.. Подите узнайте…

Она села в кресло и повторила:

— Одеваться. Я хотела бы увидеть моих невесток…

— Я позову их, Ваше Величество… Что-то еще?

— Да, — и вдруг произнесла по-немецки: — Я хочу царствовать.

Слова эти, вырвавшиеся у Императрицы, стали передаваться по наполненным солдатами комнатам Михайловского замка, они передавались шепотом и именно по-немецки, пока не достигли покоев Великого Князя Александра. Некто, несущий их, прошел прихожую, где шумела толпа разгоряченных молодых офицеров, а пьяный генерал-адъютант Уваров сидел, свесив ноги, на мраморном столике, и заглянул в гостиную. В гостиной на диване весь в слезах лежал Александр Павлович, рядом с ним, тоже заплаканная, стояла его супруга Елизавета Алексеевна, а чуть поодаль — полуодетый, но при сабле Великий Князь Константин.

— Боже мой! Еще новые осложнения! — воскликнул Александр. — Подите скажите ей, что это… это неуместно, по меньшей мере, это весьма странно… В такую минуту… Мы должны быть все вместе…

Граф Петр Алексеевич фон дер Пален вышел переговорить с Императрицей, но замешкался:

— К чему эти уговоры. Нового Императора надо показать войскам. Это и есть главное.

Он вернулся:

— Мы напрасно теряем время. Вашему Величеству надо показаться войскам.

— Ах, до того ли теперь?..

Какой-то офицер протолкался сквозь шумных и пьяных товарищей и сказал Палену на ухо:

— Гвардия ропщет.

— Гвардия?..

— Преображенцы… Надо бы побыстрее. Что здесь?

— Молодой господин предается отчаянию. Оно довольно натурально, но неуместно, — так же тихо ответил Пален. — И еще эта. Вы правы, надо спешить.

Он решительно подошел к Александру, взял его за руку и довольно громко сказал:

— Будет ребячиться. Идите царствовать, покажитесь гвардии.

Александр встал. Его стали опоясывать шарфом.

— Прошу, Ваше Величество!..

Уходя, он сказал супруге:

— Надо все же переговорить с матушкой, ей… ах! Я представляю…