Атаманова казна

– Даже не знаю, радоваться ли твоей понятливости. Всё, он рассказал всё. Почему ты этого не предусмотрел?

– Не успел. Был немножко не живой, сам знаешь. А теперь…

– А теперь: всё. Поздно. Если через неделю тебя не вытащат из комы, приказано отправить тебя в Москву. В любом состоянии.

– Ну и ладно, ещё целый вагон времени. Не переживай. Давай лучше поболтаем, ты не представляешь, как мне скучно.

– Ну, давай попробуем, хотя я всё же сомневаюсь: может это галлюцинация?

– Перестань, ты же знаешь свои возможности, и мои тоже. Скажи, Макарову поставили защиту?

– Разумеется, как любому нашему спецсотруднику, ещё при оформлении. Тебе его не достать.

– А почему Бочаров погиб от пули? Защита не сработала.

– У него была ограниченная защита, на всё тело, кроме головы. Кстати, его еле опознали.

– А моя? Я помню удар в грудь.

– Удар? У тебя нет пулевой раны. Только рубленые, а от клинка в руках – сам знаешь…

Помолчали. Интересно, насколько читаемы мои мысли? Или он слышит только транслируемые мыслеформы?

– Ты нашёл обоз, Марк?

– Он существует, Глеб. Дымов и Кряжев объявились?

– Нет. Ты сделал ошибку. Не нужно было взрывать пещеру.

– Я понял. Слишком много ошибок. Что делать, Глеб? Может мне умереть?

Глеб помрачнел, встал и ещё раз окинув взглядом помещение палаты вышел, хлопнув дверью. Не любит, когда им пытаются манипулировать, понимаю, сам такой. А вопрос-то я задал ему не праздный. Феликс не даром слывёт Железным, компромиссов не признаёт, и если уж возьмётся за меня всерьёз, то там и до самого Глеба будет не далеко. При таких раскладах, моя смерть стала бы всех устраивающим выходом. Само собой, уходить в вечность я не собираюсь, пока меня там никто не ждёт, но чувствую, что направление я нащупал единственно верное. За дверью, в коридоре послышался властный голос Глеба: «Караул к палате!» Ну, вот и ответ.

Теперь в том, что Глеб будет ждать неделю уверенности не было, похоже, я немного перегнул палку, не нужно было давить на него. Ладно, и я ждать не стану, ночью и уйду. Была у меня на Нарвской заставе конспиративная квартира, жизнь у меня такая, что без этого аксессуара никак. Я приобрёл её задолго до октябрьского переворота, потом сделал бронь, отвёл глаза завистливым соседям, и о ней знал только я сам, даже бывших хозяев уже нет в живых (конспирация – она такая, а как вы думали?). Там же была припасена красивая сумма в золоте и разные документы, в том числе и для перехода финской границы. До такого финала ещё было далеко, а вот отлежаться там на первых порах было бы душевно, уж больно покромсали меня казаки, раны ещё не затянулись толком. Предстояло лишь красиво уйти, так, чтобы меня не искали. То есть умереть.

Умереть следовало показательно, с ручательством, не оставляя поводов усомниться. Я говорил, что в ведомстве Глеба народ подобран недоверчивый и там умеют проверять, и устранять сомнения? Вот то-то, над этим и нужно было подумать. Специалистам нашей конторы глаза отвести не получится, они знают, с чем имеют дело, и надёжно защищены от любого ментального воздействия. Значит мне необходимо найти других специалистов. Эх, где ты, старый хрен Дондум-оол? Как бы сейчас твои шаманские навыки пришлись кстати…

Шшуххх… по палате дунуло ветерком, шевельнув тяжёлые портьеры на окнах и в приоткрытой фрамуге отчётливо проявился контур большой чёрной птицы.

– Охо-хо… кхр, кхара-кха… сам ты старый хрен, дурак! – отчётливо раздалось в палате. Ворон цапнул клювом у себя под крылом и скосив на меня антрацитовый глаз переступил лапами. Потом неожиданно тяжело порхнул на изголовье кровати, где почивало моё тело, и цепко охватив когтями обод ловким движением очистил о него мощный клюв, словно заточил клинок оселком. Да это же тот самый ворон, что заглядывал мне в глаза там, на дороге!

– Смотри-ка, как живой лежит. Зачем зовёшь, дурак? – сварливо продолжал ворон.