Думаю, что барон все-таки переоценил боеспособность монгольских войск, оставленных для защиты Урги, а также их возможности использовать кустарным образом произведенные оружие и боеприпасы. Он также недооценил силы красных. Не исключено, что Унгерн все-таки не ожидал столь быстрого падения Урги. Как оказалось, у большевиков достало войск, чтобы одновременно и отправить экспедиционный корпус в Монголию, и успешно отразить вторжение Азиатской дивизии в Сибирь. И слишком уж понадеялся, что русские крестьяне и казаки по горло сыты продразверсткой и потому встретят унгерновцев как своих освободителей и с радостью вольются в их ряды, чтобы бить жидов и большевиков. Действительность не имела ничего общего с этими планами. Крестьяне устали от войны, которая, считая с 1914 года, тянулась уже семь лет. А тут еще большевики заменили ненавистную продразверстку твердым продналогом, дали хоть немного вздохнуть. Поэтому практически никто к Унгерну не присоединился. Военное счастье изменило барону, и подчиненные начали думать о спасении. Русские мечтали уйти в Маньчжурию, монголы – вернуться в Монголию. И тем и другим мешал Унгерн. В Китае вряд ли бы приняли с почестями человека, который совсем недавно истребил тысячи китайцев под Ургой. Для бойцов и командиров Азиатской дивизии он стал обузой, а для монголов – главным препятствием для возвращения на родину, где уже хозяйничали красные. Заговор и восстание против барона становились неизбежными.
Люди Сухэ-Батора распространяли демагогические воззвания к монгольскому населению, печатавшиеся в Иркутске. В них, в частности, утверждалось: «Монгольский народ, не поддавайся хитрому обману твоего злейшего врага, японского прислужника и лакея, выгнанного русскими с родины, разбойника и наглого грабителя – вора Унгерна и всех скотов-тунеядцев, действующих заодно с ним. Настала желанная пора освобождения и объединения монгольского, русского и китайского народов в единый братский союз. Пришло время изгнать всех кровопийц-тунеядцев, сосущих народную кровь, преступных воров-грабителей, и твердо взять власть в народные руки».
Стилистика листовок не отличалась от стилистики унгерновских приказов, только вместо восстановления Срединной империи для последующего восстановления монархий в России и во всем мире предлагался столь же утопичный союз трудящихся России, Китая и Монголии. Правда, в отличие от Унгерна, большевики всерьез подобные лозунги не воспринимали, стремясь лишь к подчинению себе по возможности всех народов под флагом мировой революции.
Некоторые монгольские князья, недавно еще служившие Унгерну, стали в одночасье сторонниками новой власти. Чтобы замолить прежние грехи, Хатан-батор и Хас-батор устроили резню русского населения в Западной Монголии.
М.Г. Торновский так объяснил переход монголов от Унгерна к красным: «Как политик, генерал Унгерн был безнадежно плох и непостоянен. Будучи от природы умным человеком и неплохо образованным, он вбил в свою голову бредовую идею возродить какой-то век феодалов-рыцарей с цеховым устройством населения при помощи полудиких монгол. С реальной же обстановкой считаться не хотел. Ламаист, возведенный на высшую степень бога войны, генерал Унгерн, уходя из-под Троицкосавска на запад, не думал о защите очага ламаизма – Урги, а преследуемый бредовыми идеями ушел с пути защиты в неизвестность. Большевики поспешили захватить Ургу, разрушили очаг ламаистов, поспособствовали скорее Богдо-гэгэну переселиться на седьмое небо (впрочем, хутухта, скорее всего, отправился в новое перерождение вследствие природного алкоголизма, без всякого вмешательства красных монгол или их советских друзей. –
Монголы уяснили, что для генерала Унгерна Монголия – не цель, а средство для проведения каких-то своих идей, чуждых для монгол. Вместо того, чтобы защищать Ургу и Богдо-гэгэна от красных – он уходит от главной задачи монгольских частей куда-то в неизвестность. Генерал Унгерн не есть подлинный бог войны, так как убегает от красных, не победив их».
К этому можно добавить, что монголы убедились, что после вторжения Унгерна в Забайкалье никакого восстания в пользу белых там не произошло, так что рассчитывать, что барон хотя бы на время получит контроль над значительной российской территорией и таким образом сможет послужить гарантом монгольской независимости, не приходилось.