Ататюрк. Особое предназначение

Фетхи говорил едва слышно, и Нури был вынужден повторять его речь.

Когда через три дня Али Фетхи снова выступил, беспорядки начались с новой силой, и полиции с огромным трудом удалось навести в городе порядок, арестовав зачинщиков бесчинств.

В Манисе и Балыкесире повторилось то же самое.

На одном из выступлений Али Фетхи снял шляпу, и вся толпа последовала его примеру, сначала сняв шляпы, а потом бросив их на землю, весьма красноречиво выразив, таким образом, свое отношение к введению новых порядков.

А в некоторых местах его встречали с исламскими знаменами как защитника веры от безбожной республики.

«Новая партия, — писал американский посол Гру, — стала своего рода термометром для измерения политической температуры в стране, и не было никакого сомнения в том, что страну лихорадит…»

Ничего удивительного в этом не было.

Да и какое дело крестьянам было до Бетховена и проблем языкознания, если в разоренных войнами деревнях не было самого необходимого!

Не лучше дело обстояло и с рабочим классом, а тем самым образованным людям, на которых собирался делать ставку Кемаль, не очень-то нравилось постоянное закручивание гаек.

Потерявшие все свое влияние клерикалы тоже были не в восторге от проводимой им политики, и, конечно, царившее в стране смирение было во многом показным и определялось не состоянием души успокоенного народа, а самым обыкновенным страхом перед властью.

Но стоило этой самой власти лишь чуть-чуть ослабить поводья, как реакция последовала незамедлительно.

Осмелевшие свободные республиканцы принялись жестко критиковать правительство.

Постоянно подливал масла в огонь и сам Кемаль, попросив стороны «не стесняться» и обещая быть «самым беспристрастным судьей в их споре».

И те «не стеснялись», обвиняя друг друга во всех смертных грехах.

«Гази, — писал в своих воспоминаниях тот же Гру, — садился на свое обычное место и наблюдал за борьбой правительства и оппозиции».

Кемаль следил за дебатами с сумрачным видом, и очень часто его голубые глаза светлели от гнева.

Большинство из болтавших на трибуне людей вызывало у него откровенное презрение.

Похоже, никто из них так и не понял, что, помимо их мелких личных интересов, существовали еще и интересы той самой Турции, во главе которой они стояли.

Конечно, ничего хорошего в однопартийной системе не было, но только от одной мысли о том, во что превратился бы меджлис, если бы в нем заседали представители нескольких ненавидевших друг друга партий, ему становилось не по себе.

И он все чаще склонялся к мысли о том, что еще слишком рано переходить к дебатам и что страною должна править одна рука.

Получив фотографии демонстрантов с оружием в руках и разгромленной типографии «Анатолии», Кемаль приказал Юнусу Нади опубликовать в его газете «Республика» письмо под заголовком «Как реагировать на происходящие события?»

А потом ответил, как.

— Я — президент Народной партии, наследник Общества защиты прав Анатолии и Румелии. Я связан с ними историей, и ничто не может и не сможет порвать эту связь!

По сути дела это был приговор либеральной партии.

10 сентября Кемаль снова стал президентом партии.

Когда Фетхи и Нури попросили объяснений, Кемаль ответил:

— Народ потянулся к вам, а партия, поддерживающая государственную власть, нуждается в моей помощи…

Али Фетхи только покачал головой.

Как он и предполагал, музыка для него играла недолго…

Битвы в меджлисе продолжались, и своей высшей точки борьба между партиями достигла во время муниципальных выборов, проводившихся в условиях жестокой дискриминации по отношению к представителям оппозиции.

— Выиграет тот, — цинично заявил своему окружению Кемаль, — на кого я укажу!

Глава XIII

Осенью 1930 года Кемаль закончил длившуюся целых три года военную операцию по подавлению выступлений курдов.

Причины восстания были все те же: бесправие курдов, национальный гнет, обнищание крестьян, находившихся в тяжелой зависимости от своих феодалов-шейхов и вождей, а также резкое падение жизненного уровня курдов в результате бесчисленных карательных экспедиций.

Во второй половине 20-х годов вся Восточная Анатолия была охвачена партизанским движением. Выступление курдов стало распространяться на районы Вана, Малазгирта, Муша, Битлиса, Спирта.

К концу 20-х годов седловина между Большим и Малым Араратом, именуемая турками Кире, стала главным очагом и базой курдского повстанческого движения.

Восстание в районе Арарата было подготовлено военно-политическим комитетом «Хойбун» («Независимость»), сыгравшим заметную роль в становлении национального самосознания курдов.

Комитет «Хойбун» был создан в августе 1927 года на съезде курдских организаций.

Несмотря на некоторые идеологические и организационные слабости, комитет «Хойбун», по существу, был политической партией, имевшей свою программу и устав.

Во время восстания курдов во главе с Ихсаном Нури в юго-восточной Турции в 1927 году была провозглашена Араратская Курдская Республика.

Республика была расположена на востоке современной Турции на территории современного ила Агры.