Ататюрк. Особое предназначение

Они были примечательны тем, что в них впервые женщины участвовали в голосовании и могли быть избраны в депутаты.

Избирательная кампания проходила в атмосфере общего безразличия.

За неделю до выборов Кемаль пригласил в Стамбул основных министров и генерального секретаря партии. Реджепа Пекера.

Он объявил им о своем желании, чтобы в новое Национальное собрание было избрано семнадцать «оппозиционеров».

Если верить Курзону, Инёню и Пекер были против этого демократического жеста, но Ататюрк, «преследуемый мыслью о том, что дни его сочтены, считал, что его дело должно быть усовершенствовано и расширено».

Хотел ли он на самом деле установить настоящую демократию?

Если так, то прекрасно, хотя двадцать «независимых» депутатов вряд ли могли представлять собой серьезную оппозицию.

Но все же это было лучше, чем ничего…

Однако для Инёню и Пекера и этого было слишком много.

На самом деле было избрано всего тринадцать независимых депутатов, среди которых были Рефет Беле и Али Фуад Джебесой, два турка греческого происхождения, один турок с армянскими корнями и два турка, приверженцы иудейской веры.

Пекера такая «оппозиция» не испугала.

Да и кто в Турции станет критиковать национализм, республиканизм, лаицизм, популизм, этатизм и «революционализм»?

И он был прав.

Избранные оппозиционеры хранили молчание по причине того, что, как отмечал посол Франции в феврале 1938 года, «правительство Турции кажется очень сильным».

«Шесть стрел» постепенно утрачивали свою актуальность и завоевывали бессмертие.

Партию интересовали такие новые проекты, как поднятие сельского хозяйства путем радикального перераспределения земли крестьянам.

В связи с индустриализацией страны быстро рос рабочий класс, и несколько озадаченный этим явлением генеральный секретарь Реджеп Пекер предложил принять закон о труде.

Как выяснилось, он очень боялся… диктатуры пролетариата.

И все же главной проблемой были взаимоотношения партии и государства.

По примеру Советского Союза Пекер намеревался править всей страной.

И когда по его настоянию, партийный съезд потребовал максимальной интеграции партии и государства, это означало не что иное, как захват власти в государстве Народной партией и ее генеральным секретарем.

И снова Ататюрк явил себя в полном блеске.

Как ни опекал Кемаль созданную им партию, тем не менее, он так и не позволил ей подмять под себя государство.

Когда Реджеп Пекер вернулся из Германии и предложил поставить верных партийцев в каждую администрацию, Ататюрк недобро взглянул на него.

— И кто же будет выбирать этих хулиганов? — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Это была его не первая схватка с возомнившим о себе и ставшим уже весьма влиятельным генеральным секретарем из-за дискуссий об усилении партийной власти в стране.

Однажды он уже попытался давить на правителя Измира и друга Ататюрка генерала Кязыма Дирика, отменив его распоряжение, и тогда Ататюрк, сурово отчитав его, встал на сторону генерала.

Когда смущенный Пекер перевел разговор и, выразив свое восхищение фашизмом, предложил кое-что позаимствовать из нее, Кемаль, смерив его еще более уничижительным взглядом, холодно сказал:

— Вы сделаете это после моей смерти!

Ему было чего опасаться: у него перед глазами стоял пример Советского Союза с его пришедшими к власти партийными чиновниками, и он не мог не понимать, что это означает гибель для страны.

Помимо всего прочего, это была попытка, так или иначе, потеснить на воздвигнутом им пьедестале его самого, а этого он допустить не мог.

В преддверие партийного съезда он во время ужина в Чанкайя в довольно жестких тонах посоветовал Реджепу внимательней подбирать партийные кадры и не назначать приехавшего из Фракии партийного чиновника куда попало.

Пекер был взбешен устроенной ему публичной поркой и демонстративно покинул обеденный зал.

Отвыкший от подобных демаршей Ататюрк снял его.

На следующий день Исмет Иненю объявил о назначении генеральным секретарем партии министра внутренних дел Шюкрю Кайя.

Затем последовало заявление о том, что отныне она будет управляться президентом, премьер-министром и министром внутренних дел, а все региональные инспекторы и провинциальные правители будут возглавлять местные партийные организации.

Так Ататюрк предупредил сползание Турции к тоталитарному партийному правлению, и, к великому счастью для страны, хозяином Турции осталось государство.

В противном случае им грозило правление людей уровня Брежнева, Горбачева, или Черненко со всеми вытекающими отсюда катастрофическими последствиями.

Да и как могло быть иначе, если того же Брежнева выбирали не потому что он был на что-то способен, а потому что он устраивал всех.

Устраивать всех может только нечто серое, каким и был этот бывший политрук…

Тем временем международная обстановка продолжала ухудшаться, и в октябре 1935 года Муссолини захватил Эфиопию.

Ататюрк не удивился.

Не испытывавший ни малейшего уважения к этому, как он называл его, «комедианту в солдатском одеянии», он всегда говорил о том, что рано или поздно в нем обязательно проснется дух римских цезарей.